– Спасибо, приходите еще.

Может быть, и приду. Если смогу разгадать, в чем решение этой задачи.

Я вышла из магазина, направилась к остановке. Было около восьми часов. На улице мне сделалось немного легче: задача перестала требовать немедленного решения. Можно отложить все на завтра. Только остались на душе мутный осадок и головная боль. Наверное, то, в магазине, все же было картиной. Картиной из прошлого. Картина из прошлого была как-то связана с настоящим.

Да разве я сомневалась в том, что эти смерти в настоящем (труп в скверике и все трупы, которые последуют за ним) связаны с моим прошлым? Не сомневалась, с самого начала это поняла, с того вечера, когда вдруг остро почувствовала, что вернулся Алеша. И это сегодняшнее убийство…

Сегодняшнее убийство? Да разве сегодня было убийство? Это ведь только моя фантазия, в чистом виде фантазия! Я не увидела, я представила, сочинила! Представила саму себя сорокалетней, такой, какой я стала бы, если бы моя жизнь потекла по другой колее. Представила и убила. Себя. И свитер из домашней шерсти я связала бы своему мужу, и мебель расставила бы точно так, и обила бы дверь, и завела бы не собаку, а кошку, и вела бы не криминальный отдел, а рубрику «В мире животных», описывала бы различные кошачьи болезни и была бы заинтересована в том, чтобы животные больше болели, как сейчас заинтересована в человеческих трагедиях. Добропорядочный, но равнодушный муж – конечно же Столяров. И я сама при тех обстоятельствах была бы Столяровой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Понятно, что в конце концов такая жизнь мне бы наскучила. Однажды я вырвалась бы, но прорыв этот оказался бы прорывом в смерть.

Все правильно, все логично, только та, которую сегодня убили, – не я, а совершенно другая женщина.

Теперь мне будет о чем писать, с завтрашнего дня могу начинать свой цикл, наконец-то появится интересная, захватывающая работа. Но почему-то меня это больше не радует.

В этих смертях буду виновата я – вот в чем все дело. И не только потому, что я так жаждала сенсации, а почему-то еще. То есть понятно почему: смерти этих людей связаны с моим прошлым. Мое прошлое наняло киллера, чтобы убить этих людей.

Киллера? Кажется, я сама утверждала, что это маньяк?

Я утверждала, что киллер – тот же маньяк.

Мне теперь будет о чем писать, но я не хочу писать! Я больше не хочу быть тем, что я есть. Я хочу замуж за Столярова! Я хочу научиться вязать, я хочу научиться писать про животных, и, если на этом пути суждено умереть, пусть это буду я.

Подъехал троллейбус. Небольшая толпа затолпилась у входа. Где ты, Руслан, прояви раз в жизни настойчивость, возьми меня силой в жены, изнасилуй замужеством. Годунова мы сдадим в дом престарелых, будем навещать по воскресеньям, а любить я стану тебя. Уйду из редакции на заслуженный отдых, устроюсь воспитательницей в детском саду. Заведу кошку, заведу канарейку. Стану штопать носки…

Я зашла в продуктовый магазин, купила чекушку водки (дабы не вводить в соблазн сразу большим количеством), сосисок и картошки к ужину, костей для Феликса и заспешила домой. Они меня, наверное, уже совсем заждались. Об убийствах – сегодняшнем и последующих – я изо всех сил старалась не думать. Но когда входила в подъезд, опять накатило. Я увидела место преступления: неподалеку от моего гаража. Ощутила запах – нагретой пыли и бензина. Услышала звук ее шагов. А потом вся сцена убийства сложилась в картинку.

Я попыталась прогнать наваждение, шагнула в лифт, поскорее нажала на кнопку своего этажа, чтобы отрезать путь назад: меня неудержимо тянуло пойти к гаражам и проверить. Но картина не пропала, наоборот, выявила новые подробности: туфли женщины на высоких, заостренных книзу каблуках, темное платье, встревоженный вид – о чем она так тревожится, неужели чувствует приближение смерти? Нет, не чувствует, тут что-то другое. Пойти, проверить, узнать, о чем она думала перед тем, как ее убили. Пойти, проверить…

С наваждением больше бороться я не смогла, спустилась вниз, вышла из подъезда и быстро, почти бегом, направилась к гаражам.

Я сразу нашла это место. Вот дырки в земле от ее каблуков, вот здесь пыль изборождена, мертвый, раздавленный жук-солдатик, но самой женщины нет. Может, и не было?

Может, и не было, и я могу со спокойной совестью отправляться домой, дарить Годунову подарки, выгуливать Феликса, готовить ужин… Только совесть моя неспокойна.

Я повернулась, пошла, медленно и несмело, словно еще не решила, имею ли право отсюда уходить. Пахло пылью и бензином. Голова разболелась, в носу и горле пересохло – нечем дышать. Годунов мне дан в искупление. С Русланом у нас ничего не получится. Призрак из прошлого меня никогда не оставит. Я не смогу, никогда не смогу жить как все. Стать одной из жертв – мой логический конец на этом пути. Я в центре круга. Смерти не избежать, да я и не стану бежать, я просто постараюсь ее приручить, а если не получится, то и не надо.

Запищал телефон в моей сумке – пришло сообщение. Все правильно, так и должно быть: он снова убил и ставит меня в известность. В прошлый раз было море и «думаю о тебе». Что прислал он на этот раз?

Я вытащила из сумки мобильник, убеждая себя, что совсем не боюсь. Нажала на воспроизведение – руки все же слегка подрагивали. Пронзительно-розовые, цвета клубничного киселя из пачки, поплыли по экрану сердца. «Люблю и скучаю», – гласила подпись. А адрес, как и в прошлый раз, оказался почти анонимным – интернет-кафе «Версия». Ну конечно, откуда у призрака собственная техника? Ни мобильником, ни компьютером обзавестись он не может.