Вот уже и торпедную атаку объявил. Я лечу в первый отсек. Пулей, за секунды, сейчас бы так не смог. А там все ручки крутят, данные вводят, шесть торпед готовы. Я назад: «Стоп! Всплываем. Сейчас смотреть будем. Акустика показывает, что охранения у них нет. По шуму это эсминец. Убедимся, что военный — уложим на месте, никто ему не поможет» «Нет, — кричит, — из подводного положения будем стрелять! Всплывать не будем!» «Не п…ди, — ору, — сука! Легкой жизни захотел?! Установил автомат стрельбы, врезал ему из подводного и бегом. А приказ? Давай посмотрим».

Подвсплыли, посмотрели. Мама моя, такой красавец лайнер идет греческий, любо дорого посмотреть. И весь автомобилями заставлен, на палубах народу как в доме офицеров на танцах. Я вниз скатился, перископ убрал, все в исходное положение приказал поставить. Подхожу к Багиру: «Ну, ты видишь, б. дь?» Насупился: «Вижу» «Что ты видишь, на х…?! Что бы мы сейчас с тобой натворили, мать твою!?»

А он мат хорошо понимал и сам ругался. Меня даже на парткомиссию вызывали за него. Почему у тебя командир матом ругается? А как с ним не заругаешься? Я его учил что ли? Он до меня умел. Помню, стоит у пирса, а мимо шаланда с мусором идет. Багир берет мегафон и орет: «Садись на мой х… и отойди в сторону! Или я тебя тараню». Тут меня и заложили замполиты.

Тут любопытные вещи начались. Наступили одиннадцатые сутки похода. Ушли мы из этого района, вытеснили нас. Багир потребовал сменить район по боевому приказу. Об этом мы обязаны донести. А на связь-то лучше не выходить: они же нас ждут. Застопорили ход и ждут. «Багир, — говорю, — не доноси о смене района. Нас снимут с похода, чует мое сердце. Мы же только начали. А ваши начальники боятся за подводную лодку, дорогая она». «Нет, я должен донести». «Ну, тогда привет твоему ордену!» Тут он задумался, для арабов орден получить святое дело.

Но все равно пошел доносить. Десять минут не прошло, получаем приказ — возвращаться в базу. Дошел я скрытыми переходами до Порт-Саида, а там до базы в надводном положении. Багир уставший весь еле ходит. Понятное дело. Не привык к таким нагрузкам. Это по нашим меркам заурядный выход, а для них чуть не подвиг. Вся боевая учеба у стенки протекала. Для настоящих походов большие деньги нужны, а они все экономили.

Встал я на мостик и говорю ему: «Багир, иди поспи». Остался на мостике, через некоторое время меня сигнальщик по плечу хлопает: «Мистер Володя!» Оборачиваюсь: мать честная, гигантский всполох! Взрыв, обстрел. А откуда, непонятно. Проходит полчаса, над лодкой два израильских «Миража» в семидесяти метрах проносятся. Аж керосином в морду дохнули. Представляешь? Облетали заданный район и лодку на такой скорости проскочили! Не успели нас накрыть, бывает. А целей вокруг как гренок в бульоне, локатор не справляется. Это же Суэцкий канал! Поди, разбери, куда возвращаться. Тут от мастерства летчиков все зависит. Поэтому самые страшные самолеты в такой обстановке как ни странно, тихоходные. А на «Миражи» мы особо и не смотрели.

Приходим в Александрию. Народу на пирсе тьма. Стоит и командование. Наш комбриг, сволочь, пришел с сыном моим. Взял меня под руку: «А что у вас случилось? Почему вернули?» Смотрю — ничего не знает. А арабы нашим ничего не говорят, стесняются. «А чего непонятного? Багир дал радио, что сменили район и получили радио возвращаться. Вот и все». «Так зачем же вы давали радио!?» «По боевому приказу положено» «Но ты ему говорил, чтобы радио не давал?» «Говорил, но это между нами двоими, Николай Романович. Да, я ему говорил в нарушение боевого приказа, что связываться с базой нельзя, нас сразу завернут. Только вы начальникам нашим наверх ничего не говорите».

Пришли в штаб. Комбриг их сидит на столе, заместитель в расстегнутом кителе. Семейная сцена, в общем. Не в нашем духе. Ну, Багир доложил о походе, о том, что мы засекли две новые радиолокационные станции, которые израильтяне только что установили. Их еще на карте не было. Спрашивают нас, видели ли мы что-нибудь у Порт-Саида в о время прохода на базу? Видели взрывы, отвечаем.

Оказывается, к Порт-Саиду подходил какой-то корабль. Выскочило дежурное звено арабских ракетных катеров и утопило его двумя ракетами. Так, что корабль развалился на части и мгновенно затонул. Советником на ракетных катерах был покойный Глазов. Он тоже ничего об этом не знал. И никто не знает, что за корабль, ни наши, ни арабы. Запрашивают все пароходства, слушают все переговоры в международном эфире. Кто мог там проходить? Все допытываются.

Выясняется, это был еврейский РЗК (разведывательный корабль) с экипажем в 116 человек. Большой транспорт, переделанный под разведывательный корабль. Он тихой сапой затесался в строй кораблей, идущих в Порт-Саид, как будто по делам идет. Тут его и грохнули. Так самое интересное, что арабы сами не знали, что это РЗК. Они его так, для порядка потопили. Он им чем-то не понравился. Был бы на этом месте мирный транспорт — и его бы грохнули. А потом признаваться не хотели. Начали говорить, что он в запретную зону зашел. А он и не зашел вовсе, я же там как раз проходил в надводном положении. А «Миражи» те самые своего искали, летали. Цирк, в общем.

Вышли из комнаты, Багир как дитя радостный, шепчет: «Нас к самым лучшим орденам представили». А потом начали меня вызывать к советнику начальника штаба: «Это как это подсоветный не выполнил Вашу рекомендацию?» Вот гад, Коля этот Романович, заложил меня. «Какую еще рекомендацию?» — дураком прикидываюсь. «Ах, Вы….» И пошли матом сплошным. «Да вы же сами с арабами писали этот боевой приказ!» Тут Касатонов приехал разбираться. Выслушал, и тоже туда же: «Вы что, струсили?!» «Почему струсил?» «Почему дали ему разрешение донести?» «Во-первых, он все-таки командир на лодке. И потом я не давал ему разрешения доносить. Я ему запрещал доносить. Хотя я советник и обязан исполнять тот самый ваш приказ, который вы нам перед походом зачитали». «А, б. дь! Флот опозорил!»