Идея свободных Советов, реально работающих на благо трудового народа; прямые связи между крестьянами и городскими рабочими, основанные на взаимном обмене продуктами труда; представления о свободном и равноправном общественном устройстве в городе и на селе: все эти вопросы серьезно рассматривались самими делегатами с помощью и при бескорыстном содействии образованных товарищей.

В числе прочих Съезд решил ряд проблем Повстанческой армии, ее организации и усиления.

Было решено, что все мужское население до 48 лет включительно будет служить в этой армии. В соответствии с духом Съезда, мобилизация должна быть добровольной, но по возможности всеобщей и массовой, учитывая крайне опасное и нестабильное положение в районе.

Съезд также постановил, что снабжение армии будет осуществляться добровольно самими крестьянами — их вклад прибавится к военным трофеям и реквизициям богачей. Был детально установлен конкретный размер вклада в зависимости от достатка каждой семьи.

Что же касается чисто «политических» вопросов, Съезд постановил, что трудящиеся будут повсюду обходиться без какой бы то ни было «власти», организуют свою хозяйственную, административную, общественную жизнь самостоятельно, своими силами и средствами через собственные низовые организации на федералистской основе [243] .

Не могу обойти молчанием некоторые эпизоды, отметившие последний день Съезда.

В самом конце работы, за несколько минут до закрытия, когда я объявил классическое «Разное», несколько делегатов достойно выполнили деликатную задачу, лишний раз подтвердив полную независимость Съезда, вызванный им энтузиазм и нравственное влияние, которое он обрел за время своей работы.

Поднялся один делегат.

— Товарищи, — сказал он, — прежде чем закончить нашу работу и расстаться, несколько делегатов решили сообщить Съезду о печальных и достойных сожаления фактах, на которые, как мы считаем, вам следует обратить внимание. До нас дошли слухи, что о раненых и больных повстанцах очень плохо заботятся, не хватает лекарств и т. д. Чтобы во всем убедиться самим, мы посетили госпиталя и другие места, где разместили этих несчастных. Товарищи, то, что мы видели, печально. Больные и раненые не только лишены всякого медицинского ухода, но их даже по-человечески не разместили и не накормили. Большинство из них лежит где попало, даже на земле, без матрасов, подушек, одеял… Кажется, в городе не нашлось даже достаточно соломы, чтобы положить ее на жесткую землю. Многие из этих несчастных умирают только из-за того, что им не оказывают медицинской помощи. Никто ими не занимается. Мы прекрасно понимаем, что в нынешних трудных обстоятельствах у штаба нашей армии нет времени проследить за этим. Товарищ Махно также поглощен происходящим на фронте. Тем более, товарищи, этим должен озаботиться Съезд. Эти больные и раненые — наши товарищи, братья, сыновья. Они страдают за наше общее дело. Уверен, что если мы проявим немного доброй воли, то найдем хотя бы солому, чтобы подстелить ее и облегчить их страдания. Товарищи, я предлагаю Съезду немедленно создать комиссию, которая энергично займется этим делом и сделает все, что в ее власти, чтобы организовать медицинскую службу. Она должна также обратиться за помощью ко всем городским врачам и аптекарям. И найти добровольных сиделок.

Предложение не только было единогласно одобрено Съездом, но полтора десятка его делегатов вызвались тут же на заседании создать комиссию и энергично взялись за дело. Эти люди, которые через день или два должны были вернуться домой, не колеблясь, пожертвовали собственными интересами и отложили свой отъезд, чтобы помочь несчастным товарищам. Причем несмотря на то, что у них было с собой очень мало провизии и их ждали дома неотложные дела.

Добавим, что они еще несколько дней пробыли в Александровске и успешно справились со своей задачей. Достали солому и быстро, подручными средствами, организовали медицинские службы.

Поднялся другой делегат.

— Товарищи, — сказал он, — должен сообщить вам о другом, не менее важном деле. Нам стало известно о некоторых разногласиях между гражданским населением и службами Повстанческой армии. В частности, нам сообщили, что в армии есть служба контрразведки, которая бесконтрольно допускает акты произвола — иногда очень тяжкие — вроде большевистской ЧК: обыски, аресты, даже пытки и казни. Не знаем, правдивы ли эти слухи. Но жалобы, которые мы слышали, представляются серьезными. Для нашей армии было бы бесчестно и гибельно пойти по такому пути. Это может поставить под большую угрозу все наше дело. Мы не хотим вмешиваться в чисто военные вопросы. Но видим свой долг в том, чтобы бороться со злоупотреблениями и перегибами, если они на самом деле имеют место. Потому что такие перегибы настраивают население против нашего движения. И Съезд, пользующийся уважением и доверием всего населения, должен провести тщательное расследование по этому поводу, установить истину, принять меры, если надо, и успокоить людей. Это наш Съезд, живой выразитель интересов трудового народа, является сейчас верховным учреждением в районе. Он превыше всего, так как представляет сам трудовой народ. Так что я предлагаю Съезду немедленно создать комиссию, чтобы разобраться в этой истории и поступить соответствующим образом.

Тотчас же несколько делегатов создали такую комиссию.

Отметим, что при большевистском режиме подобная инициатива делегатов трудового народа была бы невозможной, и вся деятельность Съезда показывает, каким образом с самого начала должно функционировать новое общество, если оно действительно хочет развиваться.

Добавим, что последующие события не дали этой комиссии возможности довести свою работу до конца. Этому помешали непрерывные бои, передвижения армии, новые, требующие немедленного решения задачи. Впрочем, ниже мы вернемся к этой теме.

Поднялся третий делегат.

— Товарищи! Поскольку сейчас Съезд обсуждает разные недостатки, позвольте мне сообщить вам еще об одном неприятном факте. Он не столь важен, но все же заслуживает нашего внимания. Товарищи, все вы, конечно, читали обращение, расклеенное несколько дней назад по стенам нашего города и подписанное товарищем Клейном, военным комендантом Александровска. В этом обращении товарищ Клейн предлагает населению не злоупотреблять спиртными напитками и, главное, не показываться на улице в непотребном виде. Все это очень хорошо и правильно. По форме обращение не грубое и не оскорбительное, в нем нет угроз и принуждения, и за это можно только поздравить товарища Клейна. Только вот в чем дело, товарищи: не ранее как позавчера прямо здесь, в доме, где заседает наш Съезд, в соседнем зале состоялась вечеринка с музыкой, танцами и другими развлечениями; на нее пришло немало повстанцев, граждан и гражданок. Хочу сказать вам, что до сих пор в этом не видели ничего предосудительного. Молодежь развлекается, отдыхает. Это по-человечески совершенно естественно. Но вот что, товарищи: на этой вечеринке слишком много пили. Многие повстанцы и граждане сильно напились. Чтобы представить себе это, посмотрите только на количество пустых бутылок, выставленных в соседнем коридоре. (Хохот.) Прошу внимания, товарищи! Основной предмет моего выступления — не это. Люди развлекались, пили и даже напивались. Ладно! Это не так серьезно. Важно то, что в числе тех, кто напился как свинья, был… наш товарищ Клейн, один из командующих армией, военный комендант города, который подписал такой замечательный призыв против пьянства! Товарищи, он был настолько пьян, что не мог сам идти, и его пришлось погрузить в телегу и отвезти до дома, уже ранним утром. И всю дорогу он буянил, орал, сопротивлялся и т. д. Итак, товарищи, встает вопрос: когда товарищ Клейн сочинял и подписывал свое обращение, он что, чувствовал себя выше других граждан, думал, что ему можно то, что непозволительно другим? Или же он, наоборот, первым должен подавать хороший пример? Я считаю, он допустил серьезную ошибку, которую нельзя оставить без последствий.