Волин Всеволод Михайлович
Шрифт:
Повторяем, анархистское движение было в ту пору еще очень слабым, чтобы оказывать непосредственное влияние на события. А синдикалистского движения не существовало вообще.
С социальной точки зрения ситуация складывалась следующая:
В обществе наличествовали три основных составляющие: 1) буржуазия; 2) рабочий класс; 3) партия большевиков, выступавшая как идеологический «авангард».
Буржуазия, как известно читателю, была слаба. Большевистской партии оказалось не слишком трудно подавить ее.
Рабочий класс также был слаб. Неорганизованный (в прямом смысле слова), не имевший классового опыта и, главное, не осознававший своих подлинных задач, он не был способен действовать самостоятельно. Он положился на большевистскую партию, которая и взяла его деятельность в свои руки.
Здесь необходимо сделать замечание, немного опережающее события, но позволяющее читателю лучше разобраться в них.
Эта слабость российского рабочего класса предопределила последующие события и вообще все развитие Революции. (Нам уже приходилось говорить о роковом «пассиве» прерванной революции 1905–1906 гг.: рабочий класс не завоевал права на организацию, остался раздробленным. В 1917 году это проявилось во всей полноте.)
Партия большевиков, как мы говорили, взяла дело в свои руки. И вместо того, чтобы просто помочь трудящимся в их борьбе за доведение Революции до конца — за освобождение, — вместо того, чтобы выполнять функцию, которую отводил ей рабочий класс, — функцию революционных идеологов, не требующую ни взятия, ни осуществления «политической власти» [48] , — партия большевиков, придя к власти, повела себя как полновластный господин; быстро переродилась в привилегированную касту и затем подавила и подчинила себе рабочий класс, чтобы по-новому эксплуатировать его в своих собственных интересах.
48
«Политическая власть» не является силой «сама по себе». Она «сильна» постольку, поскольку опирается на капитал, государственный аппарат, армию, полицию. Если этого нет, она «зависает в воздухе», бессильная и лишенная возможности действовать. Это доказывает русская Революция: буржуазия, имея «политическую власть» после 1917 года, оказалась бессильна, и «власть» ее пала два месяца спустя; будучи несостоятельной, последняя не располагала никакой реальной силой: ни производительным капиталом, ни народным доверием, ни мощным государственным аппаратом, ни подчинявшейся ей армией. Второе и третье «Временные правительства» пали по тем же самым причинам. Весьма вероятно, что если бы большевики не ускорили события, правительство Керенского ожидала бы аналогичная участь.
Отсюда следует, что если социальная Революция вот-вот восторжествует (когда капитал — земля, недра, средства связи, финансы — начинают переходить к народу, и армия делает с ним одно дело), нет никакой необходимости в «политической власти». Если потерпевшие поражение классы попытаются по традиции сформировать ее, какое это будет иметь значение? Даже если это им удастся, образуется бессильное правительство-фантом, которое вооруженный народ сбросит без особых усилий. А что касается революции, зачем ей «правительство», «политическая власть»? Ей предстоит идти вперед в интересах народа, организовывать народные массы, совершенствовать экономику, защищаться, если понадобиться, строить новую жизнь и т. д. Все это не имеет ничего общего с «политической властью». Ибо является делом самого революционного народа, его многочисленных экономических и социальных объединений и координационных федераций, органов самообороны и т. д.
Что такое, по сути своей, «политическая власть»? Что означает «политическая» деятельность? Сколько раз задавал я эти вопросы членам левых партий, но никогда не получал разумного ответа или определения! Каким образом можно определять политическую деятельность как деятельность «самостоятельную», специфическую и полезную для сообщности проживающих на определенной территории людей? Можно дать более или менее четкое определение социальной, экономической, административной, правовой, дипломатической, культурной деятельности… Но «политической»? Что это? Некоторые понимают под ней именно общую административную деятельность, необходимую на территории большой протяженности, в масштабах целой страны. Но тогда «политическая власть» означает «власть административная»? Легко заметить, что понятия эти вовсе не идентичны. В этом случае сознательно или неосознанно путают власть и управление (точно также часто смешивают понятия государства и общества). На самом деле «административная» функция неотделима от любой сферы человеческой деятельности, являясь ее составной частью — привнося в нее организацию, координацию, нормальную централизацию (по необходимости, федеративную — от периферии к центру). Для некоторых сфер человеческой деятельности можно предусмотреть общее управление. В каждой области — в отдельности или в совокупности — люди, обладающие организаторскими способностями, и должны осуществлять функцию организаторов, «администраторов». Люди эти, трудящиеся наравне с другими, призваны также обеспечивать «управление» (связи, последовательность, координацию и пр.), и при этом не возникнет необходимости в жесткой «политической власти» как таковой. «Политическая власть» сама по себе, «нечто особенное», не соответствует никакой нормальной, реальной, конкретной человеческой деятельности. Вот почему она исчезает, когда все необходимые функции нормально выполняются соответствующими учреждениями. Она не может существовать «сама по себе», ибо человеческое сообщество не нуждается в специфической «политической» функции.
Гольденвейзер, российский юрист, рассказывает в своих воспоминаниях («Архив русской революции», журнал русских эмигрантов, издававшийся до войны в Берлине), как во время Революции жил на Украине, в очень неспокойном районе. Обстоятельства сложились так, что некоторое время в городе не было никакой «власти» (ни красной, ни белой). И Гольденвейзер с удивлением констатирует, что в этот период население жило, работало и занималось своими делами ничуть не хуже — и даже лучше, — чем при чьей-либо «власти». Подобное замечал не один Гольденвейзер. Удивительно то, что для Гольденвейзера это оказалось неожиданным. Разве «власть» заставляет людей жить, действовать и договариваться, чтобы удовлетворять свои потребности? Разве в истории человечества какая-нибудь «власть» сделала человеческое общество гармоничным, счастливым? История свидетельствует как раз об обратном: человеческое общество было — насколько это вообще являлось исторически возможным — счастливым, гармоничным и прогрессивным лишь в эпохи, когда «политическая власть» оказывалась слаба (Древняя Греция, некоторые периоды Средневековья и др.), а народ был более или менее предоставлен сам себе. Vice versa: сильная, «реальная» «политическая власть» всегда несет народам лишь несчастья, войны, нищету, стагнацию и отсутствие прогресса. «Политическая власть» связана с развитием человеческого общества по определенным историческим причинам, которые в наше время уже перестали существовать. Но рассмотрение этого вопроса увело бы нас слишком далеко от нашей темы. Ограничимся выводом: по сути, за все прошедшие тысячелетия «власть» научилась только воевать. Это видно даже из школьных учебников, а нынешняя эпоха убеждает с ужасающей ясностью.
Утверждают: для того, чтобы «управлять», необходимо заставлять, командовать, прибегать к мерам принуждения. Таким образом, «политическая власть» представляет собой центральное управление (страной), располагающее средствами принуждения. Но и народная служба управления может при необходимости прибегать к подобного рода мерам, и для этого вовсе нет необходимости в установлении особой перманентной «политической власти».
Утверждают также, что народные массы не способны самоорганизоваться и эффективно осуществлять самоуправление. В моей работе читатель найдет, надеюсь, достаточно доказательств обратного.
Если в разгар социальной Революции различные политические партии желают заниматься «организацией власти», народу остается только продолжать дело Революции, не обращая на них внимания: и бесполезная игра быстро им наскучит. Если бы после февраля и особенно после октября 1917 года российские трудящиеся вместо того, чтобы посадить себе на шею новых хозяев, просто продолжили бы свое дело с помощью всех революционеров, под защитой своей армии и при поддержке всей страны, сама идея «политической власти» была бы вскоре похоронена навсегда.
В этой книге читатель найдет немало неизвестных доселе фактов, подтверждающих наши выводы.
Мы выражаем надежду, что будущая Революция пойдет по верному пути, с которого ее не удастся сбить политическим «кабинетным революционерам».
Это извратило, исказило ход всей Революции. Ибо когда народные массы осознали, в чем заключалась гибельная ошибка, было уже поздно: после борьбы с новыми властителями, хорошо организованными и располагавшими достаточными материальными, административными, военными и полицейскими ресурсами — борьбы ожесточенной, но неравной, которая длилась три года и осталась практически неизвестной за пределами России — народ потерпел поражение. И на этот раз подлинная освободительная Революция была подавлена — самими «революционерами».
Глава V
Большевистская Революция
Начиная с октября близится развязка. Народные массы готовы к новой революции. Это убедительно доказывают отдельные стихийные восстания, начавшиеся в июле (в Петрограде, Калуге, Казани) и массовые волнения, в том числе в армии, по всей стране.
Большевистская партия видит, что отныне может опереться на две реальные силы: она пользуется поддержкой широких народных масс и подавляющего большинства армии. Партия переходит к действиям и занимается лихорадочной подготовкой к решающему сражению, которое хочет провести по-своему. Ее агитация достигает небывалого размаха. Она завершает подготовку рабочих и военных кадров для решающего боя. А также окончательно организует свои собственные партийные кадры и составляет на случай успеха список будущего большевистского правительства во главе с Лениным. Последний внимательно следит за событиями и отдает необходимые распоряжения. Троцкому, его деятельному помощнику, вернувшемуся несколько месяцев назад из США, куда в конце концов перебрался после побега из Сибири, также предстоит занять важное место в новом правительстве.
Левые эсеры действуют согласованно с большевиками.
Анархо-синдикалисты и анархисты, малочисленные и плохо организованные, но также очень активные, делают, со своей стороны, все возможное, чтобы поддержать народное выступление против Керенского. Однако они стремятся направить будущую Революцию не по политическому пути, пути завоевания власти партией, а по пути подлинно социальному: к свободной организации и сотрудничеству на основе либертарных принципов.
Последующие события хорошо известны. Вкратце напомним их.
Убедившись в крайней слабости правительства Керенского, завоевав симпатии подавляющего большинства трудящихся масс и обеспечив себе активную поддержку Кронштадтского флота, всегда стоявшего в авангарде Революции, и значительной части Петроградского гарнизона, Центральный Комитет партии большевиков назначил восстание на 25 октября (7 ноября по новому стилю). В тот день должен был собраться Всероссийский съезд Советов.
По мысли членов ЦК, съезд — подавляющее большинство делегатов которого являлись большевиками и слепо следовали указаниям партийного руководства — должен был, в случае необходимости, провозгласить и поддержать Революцию, объединить все революционные силы страны, противостоять возможному сопротивлению Керенского и т. д.
Восстание произошло вечером 25 октября. В тот же день в Петрограде собрался Съезд Советов. Но его вмешательства не потребовалось.
Не потребовалось ни уличных боев, ни баррикад, ни широкомасштабных боевых действий.
Все произошло быстро и просто.
Покинутое всеми, но еще питавшее какие-то несбыточные надежды, правительство Керенского заседало в Зимнем Дворце. Его защищали «элитный» [49] и женский батальоны, а также горстка юнкеров.
49
Термин «элитный» неудачен: нужный (исторически верный) перевод — «ударный».