Анистратенко Ася
Шрифт:
И на этот раз Евгений понял Петра. Больше того, на этот раз Пётр увидел и понял Евгения. Они стали равновеликими героями одной и той же трагедии. Их лица обращены друг к другу, глаза их встретились. Сравним:
о Петре:
Какая дума на челе! Какая сила в нём сокрыта!о Евгении:
…чело К решётке хладно прилегло По сердцу пламень пробежал, Вскипела кровь. Он мрачен стал…О Петре:
Лик державца полумира…О Евгении:
Взоры дикие навёл…О Петре:
Лицо тихонько обращалось.О Евгении:
В его лице изображалось Смятенье.Как видим, даже лексически Пётр и Евгений теперь сведены Пушкиным в общий стилевой план. Зачем «Всадник Медный» скачет за Евгением? Наказать? А может быть, объясниться? Ведь это Евгений «злобно дрожит» и угрожает, а поведению ожившей статуи автор не даёт никакой оценки, никак его не комментирует. Медный Всадник зачем-то настойчиво преследует безумного героя… Зачем? остаётся тайной.
А что же Автор? Его хронотоп обозначен в основных частях поэмы лишь несколькими штрихами: так, говоря об императоре Александре, Пушкин замечает:
В тот грозный год Покойный царь ещё Россией Со славой правил…То есть для Пушкина и его читателя Александр, персонаж поэмы, уже «покойный царь», точка зрения Автора определяется по отношению к описываемым событиям: «в тот грозный год». Личные чувства Автора (симпатия, сострадание, ирония — как, например, в короткой ремарке о графе Хвостове) проявляются в разбросанных по всему тексту поэмы эпитетах: вид ужасный! бедный мой Евгений… нашли безумца моего… Получается, что авторский хронотоп, заданный во Вступлении, как бы всё время «свёрнут», читатель чувствует присутствие Автора, но его внимание целиком сосредоточено на описываемых событиях… можно даже сказать, что «Медный всадник» — единственная поэма Пушкина, где авторский хронотоп сведён к минимуму. И в этом смысле «Медный всадник» (повесть!) действительно оказывается гораздо ближе к пушкинской прозе или драматургии, чем к любой из остальных его поэм.
Хочу напомнить самой себе и читателю одно из известнейших стихотворений Пушкина — «Поэт». Приведу его целиком:
Пока не требует поэта К священной жертве Аполлон, В заботы суетного света Он малодушно погружён. Молчит его святая лира, Душа вкушает хладный сон. И меж детей ничтожный мира, Быть может, всех ничтожней он. Но лишь божественный глагол До слуха вещего коснётся, Душа поэта встрепенётся, Как пробудившийся орёл. Тоскует он в забавах мира, Людской чуждается молвы, К ногам народного кумира Не клонит гордой головы. Бежит он, дикий и суровый, И звуков, и смятенья полн, На берега пустынных волн, В широкошумные дубровы…Стихотворение 1827 года. Пушкин только что вырвался из Михайловского заточения. Уже написан «Борис Годунов». Мысли о власти, государстве, самозванстве, величии и ничтожестве человека в полной мере владеют душой 28-летнего поэта. Читаю, перечитываю и вдруг вижу в стихотворении «Поэт» — план «Медного всадника»!!! Ничтожный из ничтожнейших, мелкий чиновник Евгений (в первой части о своём ничтожестве он размечтался, как поэт…), выброшен на сцену мирового катаклизма. как он поведёт себя? Пушкин видит (и читателя заставляет увидеть!), что вот как раз тут-то Евгений и ведёт себя, как поэт, соравный демиургу Петру. Пушкинский Евгений (!!!) не «склонил головы к ногам народного кумира» — сравнявшись со стихией в своём безумии, он грозит статуе:
«Ужо тебе!». Божественный глагол, коснувшийся до слуха Евгения, — это наводнение, стихия, катаклизм. Евгений-поэт — «сошёл с ума» — пробудился, пересёк границу Царства Мёртвых и встал «на одну ногу» с «державцем полумира». То-то забеспокоился Пётр! Евгений — угроза его могуществу. Он — поэт. Вихрь «судьбы» и «стихий» уравнял героев этой трагедии.
ДиН дети
Синяя тетрадь
Мастерская публицистики Красноярского литературного лицея
(Педагог Е. В. Тимченко)
На стихи Рустама Карапетьяна:
Смотришь сквозь лохмы бурана — Что там тебе вдалеке? Маленький шарик стеклянный Держишь, как сердце в руке.Действительно, что там тебе? Я этого не знаю и не узнаю, не умею читать души… Да и вряд ли мне кто-нибудь позволит. Путано, сложно, трудно сказать то, что ты хочешь, вдруг не примут, не поймут, отвернутся… Страх. Какая стена, затвор между людьми. Понять слова, простую речь легко, но приоткрыть, заглянуть за занавес обыденности… По глазам, мельчайшим движениям… Можно, нужно… Невозможно, трудно…
Маленький шарик стеклянный Держишь, как сердце в руке.А какой он, этот шарик? Расписанный яркими красками или тускло-серый, прозрачный, словно кристалл, или заполнен туманом? Только ты сам себя по-настоящему понимаешь. Оберегаешь, хранишь шарик, а потом, доверившись другому, позволяешь ему взглянуть одним глазком… Одно неверное движение — и вот — осколки! И ты, роняя слёзы, склеиваешь стекляшку…
Соня Енгуразова, 7 класс