Оба, и Владимир, и Галина, зарабатывали немного и, по-моему, большую часть своих небогатых доходов тратили на гостей, поэтому жизнь их была крайне аскетической; одежду они все носили самую простую и дешёвую; по-моему, единственным занятием Галины тогда, кроме театра, было непрерывное и очень быстрое, доведённое почти до автоматического, ручное вязание (как-то она рассказывала, что вяжет даже в театре на репетициях, пока ожидает своей очереди вступить в роль); поэтому в гардеробе у всех троих членов семьи обязательно были связанные ею вещи.

При этом Галина, при необычайной простоте её одежды, умудрялась быть одетой изящно; в этом проявлялся её артистический вкус. Владимир же часто выглядел весьма экстравагантно: зимой он мог ходить по городу в огромных подшитых валенках, а придя в них в гости — снять их и остаться босиком, отвергая напрочь хозяйские тапочки и уверяя: босиком ходить очень полезно — столько ярких дополнительных ощущений! — а летом мог разгуливать по улицам, даже входить в трамвай или автобус босиком и раздетым по пояс, и это не было позой и оригинальничанием — это было, во-первых, протестом против навязываемых общим мнением стандартов, которые он всюду и всегда старался ломать, а, во-вторых, этим он давал пример своему сыну: не стыдиться того, что ты одет и обут хуже своих товарищей или не так, как все, и любую одежду носить с достоинством, невзирая на чужое хихиканье.

Мебель в их квартире была только самая необходимейшая: обеденный стол, холодильник, несколько табуреток, несколько настенных полок: для посуды, для книг, для бытовых мелочей; вместо кроватей — лёгкие металлические подставки или чурбаки, и поверх них — снятые с петель дверные полотна; всё это днём убиралось, двери вешались на место, и небольшая квартира становилась просторной. Гости, если их больше, чем двое, принимались хозяевами прямо на полу; посуда была самая простая: эмалированные кружки, гранёные стаканы, алюминиевые чайные ложки.

У ребёнка в однокомнатной квартире нет своей комнаты? В таком случае готовку еды вместе с электроплитой хозяева переносят в общую комнату, а кухня становится детской; в детской есть только кровать, тоже сооружённая из двери (ведь спать на твёрдом очень полезно!), и большой крепкий ящик с высокими стенками: в нём можно хранить игрушки; поставленный «на попа», ящик служит столом для занятий; во время игр он может служить домиком, — в общем, ставь его, как хочешь, двигай, куда хочешь — пусть ребёнок учится свободно распоряжаться пространством!

В их квартире никогда не было телевизора: он несёт слишком обильную и слишком облегчённую информацию для ребёнка! В кино, в театр — пожалуйста (но только обязательно с кем-нибудь из взрослых): во-первых, чтобы получить удовольствие, надо пройтись пешочком, купить билет, почувствовать волнение от предстоящей встречи с фильмом или спектаклем, а после — обменяться впечатлениями, да просто пообщаться. В результате удовольствие растягивается на целый день, и день этот становится праздником в череде других дней.

Конечно же, стиль жизни в том доме определял хозяин, но — при полном согласии хозяйки… Помню, однажды летом, в сумерках, я шёл мимо и зашёл к ним (бывая где-то недалеко от их дома, я не мог удержаться, чтобы не забежать к ним — настолько приветливы и сердечны они бывали); и как только я вошёл и поздоровался с ними обоими — Владимир зовёт меня на открытый балкон; а когда вышли с ним на балкон — он показывает мне вниз, на траву газона:

— Видишь, вон там осколки лежат?

С четвёртого этажа, да ещё в сумерках, только видно было, что что-то белеет и поблёскивает в зелёной траве.

— Что за осколки? — спрашиваю.

— Только что, — отвечает он, — сбросил туда чайный сервиз.

— Зачем? — недоумеваю я.

— Не вписывается он в стиль нашей квартиры.

Я — к Галине за объяснениями. И она рассказывает:

— В театре знают, что у нас дома напряжёнка с посудой, и подарили мне по случаю чайный сервиз. Очень красивый! А я знала, что Володя будет недоволен — принесла домой тайком, завернула в старые тряпки и сунула в самый дальний угол кладовки. Вот сейчас только раскопал. Да он и в самом деле не вписывается в наш стиль, — смиренно добавляет она, и при этом выражение лица у неё — одновременно и грустное, и удовлетворённое: наконец-то всё разрешилось!

— Но разбивать-то зачем? — упрекаю его. — Лучше бы отдал кому-нибудь!

— Э-э, нет! — парирует он, качая пальцем. — Отдашь, а потом жалеть будешь. А теперь нет сервиза — и жалеть не о чем!..

Я позволил себе не согласиться с ним… Между прочим, я частенько вступал с ним в споры, считая его неправым; и если только это происходило при Галине — не было случая, чтобы она не встала на его защиту… Вот и в тот вечер — она не преминула тотчас же принять сторону мужа:

— Но этот сервиз и в самом деле не вписывался в стиль нашей квартиры, и слава Богу, что его уже нет!..