История несостоявшегося выкупа толстовской усадьбы правительством представлена в литературе в весьма упрощенном виде. Между тем она была неоднозначной. В начале мая 1911 года Софья Андреевна встретилась в Петербурге с П. А. Столыпиным, премьер- министром, дальним родственником Л. Н. Толстого. На этой знаменательной встрече Петр Аркадьевич «вполне понял необходимость покупки Ясной Поляны» государством, и 10 мая, по его совету, в Зимнем дворце через знакомую гофмейстерину Елизавету Нарышкину вдова передала обращение к царю с просьбой о приобретении усадьбы в государственную собственность. А уже 28 мая «Русское слово» сообщило о решении правительства выкупить у Софьи Андреевны и ее сыновей Ясную Поляну за 500 тысяч рублей. Это была сумма, запрошенная наследниками. В середине июня в усадьбу из Петербурга и Тулы прибыли чиновники для оценки имущества. Были оговорены условия, по которым С. А. Толстой гарантировалось пожизненное право проживания во флигеле, а по смерти ее и сыновей — погребение рядом с могилой Толстого. Началась было опись вещей дома, в июле приехал землемер, но осенью все вдруг затормозилось. В октябре Софья Андреевна была ошеломлена сообщением в «Русских ведомостях» о том, что «правительство сняло с очереди покупку Ясной Поляны».

Не было ли это каким-либо образом связано с убийством Столыпина, происшедшим в сентябре 1911 года? Еще в мае, беседуя с Софьей Андреевной, Петр Аркадье

вич небезосновательно опасался «церковных веяний». Столыпина не стало, и опасения подтвердились. Имение было оценено в 200 тысяч. Эти деньги при Столыпине предполагалось выплатить через Крестьянский банк, а выплату дополнительных 300 тысяч должно было взять на себя правительство. Но на заседании Совета министров 14 октября обер-прокурор Синода К. Саблер выступил против выкупа Ясной Поляны «за казенный счет» и увековечивания памяти отлученного от церкви писателя. Формально, правда, вопрос остался «открытым», как сообщали те же «Русские ведомости». Но было вполне очевидным, что дело принимало совсем иной оборот. 18 ноября Софья Андреевна предприняла последнюю попытку. Она написала второе письмо Николаю II: «Если русское правительство не купит Ясной Поляны, сыновья мои, находящиеся, некоторые из них, в большой нужде, принуждены будут, хотя с глубокой сердечной болью, продавать ее участками или полностью в частное владение. И тогда сердце русского народа и потомков Льва Толстого дрогнет и опечалится тем, что правительство не защитило колыбели и могилы человека, на весь мир прославившего русское имя… Не дозволяйте бесповоротно погубить Ясную Поляну, допустив продажу ее не русскому правительству, а частным лицам».

В этом письме — все тот же призыв к власти взять на свое попечение уникальный национальный памятник и ультимативный надрыв, порожденный логикой тягостных семейных отношений последних лет и характерный для поступков Софьи Андреевны.

Но машину уже нельзя было остановить. При вялой реакции императора «церковные веяния» вовсю гуляли в залах Зимнего дворца. У сторонника Столыпина министра финансов В. Н. Коковцова. Но у него не было того влияния и авторитета, каким обладал покойный премьер-министр. 20 декабря, просматривая Особый журнал Совета министров, царь на соответствующей странице сделал запись, поставившую точку в яснополянской проблеме: «Нахожу покупку имения гр. Толстого правительством недопустимою». Впрочем, предложил Совету министров обсудить «вопрос о размере могущей быть назначенной вдове пенсии». Вскоре та

кая пенсия — 10 тысяч рублей в год — и была ей выделена. Размер государственной помощи был весьма значителен, если учесть, что примерно с такими пенсиями уходили тогда в отставку высшие чиновники государства. С. А. Толстая послала Коковцову письмо «с благодарностью государю».

Что же касается отказа от выкупа усадьбы правительством, то об этом остается только сожалеть. Случись это, не возникло бы ряда острых ситуаций в жизни яснополянского дома, прежде всего в период 1917–1921 годов и последующие годы. Да и судьбы членов толстовской семьи, к примеру сыновей, могли бы сложиться иначе и более счастливо.

К 1914 году страсти в толстовской семье постепенно улеглись. Теперь, собираясь вместе, больше говорили о постороннем, о жизни в Петербурге или Москве. Не было больше открытых столкновений. Знакомым, приезжавшим в усадьбу, казалось, что в толстовском доме стало как-то проще и даже безмятежнее. Впрочем, Софье Андреевне, на время приезда гостей откладывавшей переписку рукописей мужа, было приятно, когда все собирались в доме. Гости, суета не угнетали. Ей казалось, что «Ясная Поляна опять делается центром, куда все собираются».

Ни она, ни дети больше не встречали молчаливого упрека того, кто так мучился, недовольный собой, и от кого эти мучения, как крути по воде, расходились по всей семье. Теперь можно было не решать какую-то очень трудную и ответственную задачу. Как подмечал Булгаков, «стало возможным жить проще, беззаботнее, эгоистичнее, не ломая голову над разрешением великих проблем о служении людям, о народе, о смерти и бессмертии». Снова играли в крокет или теннис, ездили на лошадях по окрестностям, а по вечерам усаживались за карточные столы.

Между тем младшая дочь писателя занялась подготовкой отдельного издания части писательских дневников. Ее шокировала идея продажи имения американским предпринимателям. Но в юридическом смысле вопрос был сложным: она не являлась наследницей. Когда же «американская история» завершилась безре-

зультатно, а правительственный выкуп не состоялся, Александра Львовна решилась напомнить о воле отца: «После моей смерти я прошу моих наследников отдать землю крестьянам и отдать мои сочинения… в общее пользование. Если они не решатся исполнить обе мои посмертные просьбы, то пусть исполнят хоть одну первую». Компромиссное решение, предложенное братьям и матери, вполне могло их удовлетворить: на деньги, полученные от продажи выпущенного Александрой трехтомника, она выкупает у наследников западную часть имения, которую и раздает крестьянам согласно воле отца. С родственниками-наследниками дело решилось на этот раз без особых споров. Но при раздаче земли крестьянам Александра Львовна столкнулась с целым рядом проблем, которых не ожидала, так как опыта решения подобных дел не имела.

Ситуация оказалась неясной для крестьян. Они не знали, как быть: слишком уж необычным был сам дар. Из 826 десятин яснополянского имения дочь Толстого в пользу крестьян выкупала 600. Оставшиеся 226 десятин было решено сохранить путем перекупки за Софьей Андреевной. Вдова писателя продавала свою наследственную часть младшей дочери для передачи крестьянам и на эти деньги выкупала у детей территорию самой усадьбы. При оформлении выкупа земля продавалась по 500 рублей за десятину пашни при ее реальной цене в 250 рублей. Кроме того, наследники получали долговременную отсрочку по передаче крестьянам той части, что была занята лесом; земля к ним отходила по мере вырубки леса, проданного купцу Чес- нокову. Всего Александра Львовна выплатила братьям и матери 400 тысяч рублей. Если учесть, что усадьба в двести с лишним десятин оставалась за родственниками, тогда как проектом государственного выкупа для вдовы предполагалось лишь пожизненное владение флигелем, то выгода для наследников была несомненной.