Духовный выход — как переход из черно-белого мира в цветной. Понятно, что духовный выход может дать только священник. Поэтому всегда так важна была роль священников на войне. По запискам участников войн в нашем Отечестве, когда они не имели сопровождения священников, их благословения, напутствия, поддержки, воинам было не просто вернуться к мирной жизни. А сегодня еще сложнее. Бригада возвращается из Чечни — и она неуправляема, сами офицеры не знают, что делать. Поэтому так важно иметь священников в боевых порядках.

У нас, на Севере, уже сложилось тесное взаимодействие между церковью и армией, флотом. У нас уже неоспоримый факт: польза и для священства, и для подразделений существенная. И когда место политработника — у нас уже это было — занимает священник и обращается с напутствием к отправляющимся в Чечню, солдатам на войне легче сохранить свои личности, а впоследствии перейти в мирный лад жизни.

Важно, конечно, чтобы священник работал в армии, а не только благословлял, не свадебным генералом был, а работником...

В. Т.: Задумаемся о применении слова “СЛУЖБА” — и на флоте, и в церкви...

Игум. АРИСТАРХ: Мне, как человеку, возглавляющему военный отдел епархии, радостно сознавать, что все больше священников проявляют интерес и вкус к работе в воинских частях и видят, что поле для благовестия здесь благодатно, как нигде. Ведь в школах, вузах, на производстве мы не видим человека в такой ситуации, как армейская. Он здесь лишен своего окружения, открыт. Личность обнажена от шелухи. Вот здесь-то и нужно дать ему врачующее слово, дать образы, образцы, каким он должен быть. Если он попадает туда, где царит дедовщина, где творится беспредел, будет маркирован на всю жизнь. И наоборот, если он тогда, когда он наиболее восприимчив, услышит Слово Божие, воспримет благодатные примеры, увидит, что те, кто верует, совсем иначе относятся к воинскому служению, к воинскому братству, он и сам укрепит душу. Недавно я получил письмо от одного воина, уже отслужившего. Он как бы отчитывается: “Батюшка, я навсегда сохраню верность Православной Церкви и никогда не соблазнюсь никакими искушениями против церкви, потому что передо мной стоит образ, как вы самоотверженно духовно окормляете солдат”. Если молодой человек, уходя из армии, уносит такие высокие чувства, это замечательно. Сейчас армия, как ни один социальный институт, наиболее близка к вере, и церковь с нею, как ни с каким другим социальным институтом, тоже близка.

Поэтому и нападки сегодня наиболее резки именно на армию и Православную Церковь. Разложить их — разложить Россию. И мы это осознаем.

В. Т.: B каждой ли епархии есть военный отдел сегодня? Как вы себя чувствуете на Севере? Вы постоянно бываете в десятках гарнизонов — какие впечатления от молодых новобранцев, от офицеров? Что нужно поддержать, от чего — предостеречь, что посоветовать другим военным отделам в епархиях по России?

Игум. АРИСТАРХ: Отделы по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами существуют во всех епархиях. Другое дело, в каком состоянии. Иногда — в зачаточном. Два года назад и у нас системности в этой работе не было. Не без Промысла Божиего получилось так, что наш Владыка благословил меня на это дело, и принял я его с радостью. Мне это близко, хотя я по образованию — филолог. Ну а епархия наша, действительно, очень располагает к работе в воинских подразделениях. Какие я вижу проблемы сейчас?

Во-первых, непонимание частью офицеров места и роли священников в воинских подразделениях. Они думают, что я нечто вроде свадебного генерала. Но я там работал — освящал, благословлял, появлялся почти ежедневно. Проводил беседы. Теперь отношение начало меняться, стали ко мне в монастырь привозить “чепэшников”, участников дедовщины, не желающих служить, предпринявших попытку суицида.

Но есть проблемы у самого офицерства. Часто они не являются щитом между теми, кто порождает зло и кто становится его жертвой. Они сами — жертвы. Нередко у них нет мотивации к службе, даже цель жизни теряется. Понятно, пришла обыденность, привела за собой спиртное, началась серость жизни. И все это отражается на солдате. Я считаю, что сейчас не менее важна работа с самим офицерством. Ибо оно само может генерировать зло.

Мы вынуждены встречаться с ситуациями, что не только солдаты не понимают смысла службы Отечеству, не понимают глубинного, потаенного смысла присяги! Почему нужно освящать знамя? Тоже не только рядовые нередко не знают!

Молодые часто не понимают, почему должны служить. К сожалению, и воспитатели не всегда могут разъяснить. Лишь на уровне: “твой конституционный долг”. Так делали все.

Но этого мало! И понятно, что при полном — почти полном — отсутствии идеалов для парней служба — вычеркнутые из жизни два года . Тем более что в московском метро висят красочные плакаты “В новый век — без армии!”

В. Т.: Значит, на кораблях, в частях должны быть священники! Какие к ним требования? Где взять людей?

Игум. АРИСТАРХ: Вопрос ставится на всех уровнях, в том числе — Патриархом. А недавно я беседовал с Владыкой — ректором Московской духовной академии — об этом. Он интересовался моей практической деятельностью.

В целом, есть сложности технические. Мы давно думаем о корпусе полкового священства, планируется в ближайшее время при семинариях создать группы для тех, кто хотел бы посвятить себя этому служению.

В.Т.: Туда бы набрать группы из офицеров! Двадцать-тридцать морских офицеров, ставших священниками, могли бы сделать погоду на флоте!

Игум. АРИСТАРХ: Мы работаем над этим. В том числе и с молодежью из объединения “Русский стиль” при подворье Трифонова Печенгского монастыря в Мурманске. Задача сложная. Полковой священник должен быть всегда с полком. Он — воин. Поэтому в этой роли всегда выступали монахи. Монашество и воинство — очень близки. Я всегда, беседуя, затрагиваю этот вопрос. Говорю ребятам, у нас с вами похожие обеты, только у вас на два года, а у нас — на всю жизнь.