Шрифт:
Дальнейшая судьба поэта Николая Рубцова всем известна. Поступил в Московский Литературный институт на очное отделение. Стал знаменитым, пошли сборники стихов и публикации в периодике. Ну а я уходил все больше в неизвестные и непризнанные, да и дружил с такими же, как сам. В конце 1963 года из Москвы вдруг позвонил Рубцов. Как ты там в Питере? — спрашивает. Да ничего, Коля, жив еще. Пишешь? Пишу. Прочти что-нибудь. Я прочел стихотворение...
ПО СУХОНЕ. ..
По Сухоне, по Сухоне, по Сухоне,
До Устюга, до Устюга Великого —
Наш пароходик звонко оплеухами
Вознаграждали льдины полудикие.
Они вокруг, рассвирепев, сжимали
Железной хваткой жесткие борта.
Матросики чего-то там кричали,
С примерзшей папироскою у рта.
Еще и ветер хлесткий, ледовитый
Бил этот пароходик прямо в лоб
И нависал утес, волной подмытый,
И Русский Север хохотал взахлеб.
Я вышел поглазеть на эту свару,
Мне тут же с ходу ветер нахамил.
Но в кураже — наперекор кошмару
И я матросикам немного подсобил.
А после в кубрике вино-спиртяшку
Глушили мы до первых здешних зорь.
Один матрос мне подарил тельняшку,
И я не расстаюсь с ней до сих пор.
Ну а тогда во льдах осенней Сухоны,
Да под порывы ветра хлеще прутика
Наш пароходик, волнами зачуханный —
Дополз до зачарованного Устюга!..
Коля аж присвистнул: Миша, а помнишь, я тебе еще в Тотьме говорил об этом. Пришли, а я тут похлопочу, может быть, и напечатают где-нибудь. Коля, говорю, а тебе оно действительно нравится? Ну тогда я тебе его посвящаю и в таком виде пошлю. И расстались, как будто и знакомы никогда не были...
А в крещенские морозы 1971 года пришла из Москвы страшная весть. Погиб мой Коля Рубцов от своей полюбовницы — некой пишущей стишки девицы Людмилы Дербиной.
Но не смертью своей преждевременной и дурацкой славен Николай Михайлович Рубцов, а нынешней славой всероссийской. Славой, которая у поэтов России — всегда посмертная...
Филадельфия, 2001 год
Ирина Стрелкова • Доверительные беседы (Наш современник N1 2003)
ДОВЕРИТЕЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ
В. Кожемяко. Лица века в беседах, воспоминаниях, очерках. М.: ИТРК, 2002.
— Прошлое, пережитое нами, должно стать надежным уроком на будущее. Тут почти столетний урок... — свое завещательное слово Леонид Леонов диктовал в больничной палате журналисту Виктору Стефановичу Кожемяко. “А встреч за это время было шесть, — пишет Виктор Кожемяко в книге “Лица века”. — Три в больнице и три у него дома, От трех часов самой продолжительной до тридцати минут самой краткой”.
Доверие к тому, кто задает вопросы — очевидно, главная отличительная черта того особого стиля журналистики, который утверждает Кожемяко, начиная с середины 90-х годов. В 1994 году он спросил под конец беседы Сергея Бондарчука: “На какой основе может состояться сегодня объединение честных людей?”. И наверное, еще не все забыли, какое значение имел в ту пору прямой и резкий ответ Бондарчука: “На нравственной. Патриотической. Национальной. Не побоюсь так сказать, ибо то, что происходит сейчас, уже составляет угрозу нации. Она может полностью деградировать, нас действительно загонят в пещеру дикого капитализма, где люди будут грызть друг у друга глотки и вырывать друг у друга кусок хлеба”.
На обложке книги “Лица века” — заголовки газеты “Правда” от № 1 до наших дней, от снимка на первой полосе с солдатами в касках, бросающими фашистские знамена на брусчатку Красной площади, до демонстрации нашего времени с плакатом: “Наше дело правое. Греф будет разбит. Победа будет за нами”. В “Правде” Кожемяко работает четыре десятка лет. Разные люди по-разному относятся к этом газете, но когда Владимира Максимова перестали печатать борцы за свободу слова, либералы-демократы-западники, он принес свои статьи в “Правду”. Беседы Кожемяко публикует в последние годы и “Советская России”.
И не в том дело, что, договариваясь о беседе, к примеру, с генералом армии Махмутом Ахметовичем Гареевым, журналист Кожемяко надеялся услышать оценку президента Академии военных наук, в чем же состоял вклад в победу маршала Жукова. Дело в том еще, что Гареев — и это видно по тексту — считал для себя крайне важным и необходимым дать отпор клеветническим нападкам на блистательного полководца Великой Отечественной войны. Острый вопрос — о цене побед. Жукова обвиняют в том, что он заваливал противника трупами наших солдат. Гареев приводит в ответ статистические данные. Потери личного состава у Жукова на Западном фронте — 13,5 процента, у Конева на Калининском фронте — 14,2 процента. В Нижнеднепровской наступательной операции у Конева — 16 процентов, в Киевской у Жукова — меньше одного процента...