Шрифт:
Врангель, как и Деникин, не прекращал попыток договориться с поляками о создании общего фронта против большевиков. Но, учитывая территориальные требования Варшавы, этот фронт Врангель и его ближайшее окружение понимали по-своему, лишь как проведение так называемых “параллельных” действии против общего врага, но с сохранением своей самостоятельности в принятии решений. Общее отношение руководителей белого движения к политике Польши в годы гражданской войны в сжатом виде изложено в докладе заместителя главы польской военной миссии при генерале Врангеле поручика Михальского, который в конце 1920 года писал в Варшаву:
Деникин понимал, что помощь он может получить только от Польши. Предлагал координацию военных действий, но Варшава ответила отказом без решения политических проблем. После наступления с Петлюрой на Киев увидели, что последний стремится к полной независимости Украины, отношение к польскому наступлению резко изменилось. Победа под Варшавой изменила позицию правительства Крыма, которое снова стало искать контакта с Польшей, но не хотело идти на уступки Польше. Весть о перемирии оказала фатальное впечатление. Говорили, что тем самым Польша предала Крым. Врангель не хотел понять, что Польша является суверенным государством. Русские в глубине души нас ненавидели и не могли свыкнуться с мыслью, что мы можем стать решающим фактором на востоке Европы. Но наша политика не делала даже малейших усилий, чтобы это состояние изменить в нашу пользу****.
Однако, понимая суть политики Польши в отношении белого движения, Врангель даже накануне своего разгрома не терял оптимизма в отношении поляков. В этом деле он встретил понимание у Антанты, о чем свидетельствует, в частности, помещаемая ниже выдержка из письма председателя Военного совета Антанты маршала Ф. Фоша премьер-министру Франции А. Мильерану от 11 сентября 1920 года:
Письмом от 10 сентября я сообщил Вам, что предложение генерала Врангеля относительно организации единого польско-русского фронта против большевиков, мне кажется, заслуживает внимания, но при условии согласия польского правительства [...] Если такой же является и Ваша точка зрения, то я просил бы Вас обратиться к польскому правительству с целью выяснить его намерения по этому вопросу.
Обращаю Ваше внимание на то, что этот демарш необходимо предпринять в срочном порядке, имея в виду, что генерал Врангель располагает для своей поездки в Париж весьма ограниченным временем, в течение которого он сочтёт возможным отсутствовать в Крыму.
Фош*
Примерно такие же соображения несколько позднее (15 сентября 1920 г.) маршалу Фошу высказывались в рапорте командования французским экспедиционным корпусом в Константинополе, отрывок из которого помещается ниже:
5. Прекращение Польшей военных действий и вступление в переговоры с Советами поставило бы Врангеля в критическое положение, и, наоборот, если переговоры затянутся и если, кроме того, будет ускорена отправка после соответствующей проверки красных солдат, попавших в плен в Польше или разоружённых в Германии, а также войсковых контингентов, оставшихся от армий генерала Миллера и Юденича, то Врангель окажется в состоянии продолжать эффективную борьбу. Эти контингенты должны прибыть в Крым с полным обмундированием и вооружением и с необходимой материальной частью, взятой из большевистских запасов, попавших в руки поляков**.
В ноябре 1920 года французская газета “Голюа” поместила одно из последних заявлений Врангеля:
Мне необходимо оружие, военное снаряжение и обмундирование. Польша должна войти с нами в соглашение для того, чтобы удержать на польском фронте как можно больше красных войск. Если эти два условия будут выполнены, то весна будущего 1921 г. будет, по всей вероятности, окончательно последним годом существования Советов***.
Однако последовавший разгром армии Врангеля, её эвакуация из Крыма сделали достижение соглашения беспредметным.
Нет сомнения в том, что Польша и белое движение были врагами большевиков, были с самого начала потенциальными союзниками, но так и не стали ими. Причины этого кроются скорее в морально-этической области, чем в военно-политической. Руководители белого движения не считали себя вправе распоряжаться территорией своей страны, и от этой позиции “единой и неделимой России” они, как русские, не могли отказаться, хотя и осознавали, наверное, свою обречённость.
С польской стороны всё обстояло значительно проще. Пользуясь моментом слабости русского государства, в Варшаве было решено использовать преимущества создавшейся уникальной ситуации и добиться присоединения максимума земель на востоке, которые когда-то в истории были отторгнуты Польшей от России. Поляки имели сильную национальную армию и в военном отношении не очень-то зависели от белого движения, они могли выбирать, кто им предоставит лучшие условия — Колчак, Деникин, Врангель или Советы. Что касается заверений Деникина в том, что он является “искренним другом” Польши, они не были по достоинству оценены. Как говорится, в политике нет сантиментов. Может ли заслуживать осуждения столь прагматический подход польской стороны к делу?
С позиции сегодняшнего дня ясно видно, что реальную помощь белому движению в то время могла оказать только Польша, а отказ в этой помощи означал катастрофу как для Деникина, так и для Врангеля. Это понимали некоторые видные российские эмигранты. Можно сказать, что именно дипломатия белого движения в польском вопросе потерпела поражение, так и не найдя точек соприкосновения с Варшавой. Не имея чёткой перспективы будущего, она тянула время, не решаясь сказать полякам ни “да”, ни “нет”, а затем, по сути дела, решила предоставить течение событий самому себе. Подобная позиция воспринималась польской стороной как проявление к ней недоброжелательства или даже скрытой враждебности. Линию Деникина, а затем и Врангеля резко критиковал, в частности, Б. В. Савинков — именно за неспособность объединить все силы в борьбе с большевиками*.