Отрицание позволяет человеку существовать по-прежнему, как если бы ничего не случилось. Это путь наименьшего сопротивления, как с психологической, так и с моральной точки зрения. Как пишут эксперты-психиатры, пять лет спустя после атаки террористов на Нью-Йорк 11 сентября 2001 года 40 % жителей Нью-Йорка всё еще в разной степени испытывали такие чувства, как «страх», «психологическая травма» или «неспособность воспринять реальность». В таком психологическом состоянии люди не слишком склонны к логическим умозаключениям – их легко сбить с толку, обмануть, обвести вокруг пальца. Отрицая глобальное потепление, люди не хотят получать больше информации об этом и менять свои привычки и свой образ жизни, активно действовать в защиту окружающей среды. Политики отрицают свою роль в процессе и отстраняются от принятия решений, которые, как утверждают некоторые учёные, необходимы для выживания нашего вида [602] .

Грустная особенность человеческого поведения заключается в том, что большинство населения предпочитает закрывать глаза на различные акты жестокости, совершаемые в отношении какого– либо политического, этнического или религиозного меньшинства, считая, что ничего необычного не происходит. Специалисты по поведению человека утверждают, что такой чрезвычайно распространённый образец поведения является первым проявлением защитного механизма психики в эпоху массовых бедствий и террора. За ним следует рационализация, то есть поиск логических доводов в пользу происходящего. Такой феномен получил название «перцептицид», то есть «убийство восприятия» («перцепции»), при котором человек как бы убивает свою способность воспринимать окружающую реальность и реагировать на неё адекватным образом. Пожалуй, наиболее известный пример такого явления за последнее столетие наблюдался в Германии, когда обычные люди, узнав о преступлениях нацистов, часто говорили: «Я ничего не видел и ничего не знал». Но нет недостатка и в других примерах: Греция во время правления «чёрных полковников», Камбоджа во времена красных кхмеров, Уганда во времена Иди Амина, Румыния во времена Чаушеску, геноцид в Руанде, этнические чистки в бывшей Югославии и тому подобные печальные факты.

Слово «перцептицид» ввёл в обращение аргентинский психиатр Хуан Карлос Кузнецофф в статье, опубликованной в 1985 году в аргентинском журнале «Revista de Psicoanalis». Любопытно, что сама Аргентина во времена «Грязной войны» (1976–1983) служила примером перцептицида. Как пишет доктор Марсело Суарес-Ороско [603] , «существует большое число доказательств того, что когда в 1976 и 1977 годах ежедневно пропадали сотни людей, аргентинцы в своей массе отказывались верить в то, что в их стране происходят такие жестокости». В самый накал террора большинство жителей «склонялось к отрицанию и рационализации в самом широком масштабе». Отрицание очевидного, вплоть до отрицания свидетельств своих органов чувств, стало главным средством психологической защиты. А всё это время репрессивный политический режим убивал, пытал и без суда заключал в тюрьмы во имя «сохранения национального спокойствия». Суарес-Ороско подмечает, что перцептицид в какой-то мере даже необходим для «внутренней безопасности». Человек при этом не осознаёт факты, которые настолько жестоки и суровы, что стали бы непереносимыми для его психики. При этом Суарес-Ороско полагает, что «отказ признавать некоторые аспекты реальности и своей личности» приводит к изменению «способностей трезво оценивать реальность и своё место в ней». Он приводит классический пример перцептицида: когда одной молодой женщине сообщили, что её брат и сестра «исчезли» (пополнили ряды desaperecidos) во время террора, она не только уверила себя в том, что с её родственниками не случилось ничего плохого, но и утверждала, что в Аргентине никогда не происходило ничего подобного. Короче говоря, аргентинцы «прилежно воспитывали в себе неведение».

Суарес-Ороско замечает, что перцептициду способствовал тот факт, что тела пропавших обнаружены не были. «Это препятствовало осознанию их смерти и только подливало масла в костёр отрицания: без трупа, который можно было бы оплакать, всегда оставалась надежда, что человек не умер и что никаких зверств на самом деле не происходило». Выходит, что для режима весьма полезно скрывать результаты своих злодеяний. Новости подвергаются цензуре, комментарии проходят тщательный отбор – никаких кадров и слов о похоронах. Тем не менее фаза отрицания не может длиться слишком долго. Суарес-Ороско пишет о том, что в Аргентине на смену фазе отрицания пришли два типа рационализации. В первом случае тот человек, чья начальная реакция выражалась в словах «это невозможно», перед лицом неопровержимых доказательств начинает верить в происходящее, но говорит: «Это не может случиться ни со мной, ни с моими близкими; это происходит только с теми, кто делает что-то плохое». В Аргентине даже родилась устойчивая фраза Estaria metido en algo («Наверное, он во что-то вляпался»). Но такой тип рационализации с трудом объясняет факт «исчезновения» знакомого, который, как известно человеку, на самом деле не выступал против властей и, очевидно, был ни в чём не виновен. Тут вступает в действие второй тип рационализации. Когда стало известно, что десятки детей тех женщин, которые были брошены в тюрьмы, сами в свою очередь «исчезли», то возникло предположение, что «вся эта история была пропагандистской кампанией левых сил и врагов Аргентины». «Значительное число аргентинцев в какой-то момент действительно были уверены, что многочисленные сообщения о нарушении прав человека, появлявшиеся в зарубежной прессе, были всего лишь частью бесчестного «антиаргентинского» заговора, осуществляемого с помощью смутьянов, которые перебрались в Европу и в Мексику, чтобы дискредитировать свою родную страну. Для этого типа рационализации характерен «поиск врагов». Невозможно, чтобы такие жестокости происходили на самом деле; должно быть, слухи о них сфабриковали предполагаемые виновники, получившие статус беженцев в Мексике и в Европе». Как и в случае физического выживания, в целях психологического выживания люди готовы пойти на многое. Отрицание очевидного – один из примеров таких крайностей. Вот почему люди говорят: «Я ничего не видел и ничего не знал».

Очевидно, под фразой «притягивают к себе несчастные случаи» имеется в виду, что некоторые люди более других склонны попадать в неприятные ситуации разного рода. Проводятся даже специальные исследования, призванные доказать или опровергнуть это утверждение. Некоторые из них довольно любопытны. Так, одна группа французских исследователей под руководством Г. С. Гошара [604] попыталась выделить факторы предрасположенности к несчастным случаям. Они изучили данные 2610 французских железнодорожных рабочих и опубликовали результаты своего исследования в 2006 году. Оказалось, что 27 % из всех лиц действительно можно назвать «более предрасположенными к несчастным случаям». И это было больше того, что предполагали исследователи вначале. Они также пришли к мнению, что на предрасположенность влияют такие факторы, как молодость, неопытность, неудовлетворённость работой (о чём свидетельствует частая смена работ), отсутствие специальной подготовки, пренебрежение правилами безопасности, расстройство сна, курение и малоподвижный образ жизни. Всё это довольно очевидно. Более интересно то, что среди других факторов были такие, как отсутствие хобби (например, садоводства). Согласно ВВС, в 2001 году группа британских исследователей под руководством профессора Айвена Робертсона [605] выявила три ключевые черты людей, которые не предрасположены к несчастным случаям:

1. Открытость. Это желание учиться на своём опыте и на опыте других, стремление принимать во внимание советы окружающих. Но группа Робертсона предупреждает, что чрезмерная открытость может и увеличить риск несчастного случая.

2. Надёжность. Это стремление к сознательности и социальной ответственности.

3. Покладистость. Это низкая агрессивность и стремление избегать споров. Группа Робертсона утверждает, что люди с низкой покладистостью, как правило, более склонны к конкуренции и к стремлению доказать окружающим, на что они способны, и потому реже соблюдают правила безопасности.

Что касается несчастных случаев, то некоторые люди, по всей видимости, действительно родились под несчастливой звездой. Взять для примера грустную историю Томаса Л. Кука, о которой поведало издание Denver Post в 2006 году. Жизнь у него не задалась с самого рождения. Беременность его матери едва не закончилась выкидышем, а при рождении он едва не умер. В детстве он пережил много травм, разбивал себе ключицу, пережил внутримозговое кровоизлияние после несчастного случая в песочнице, а однажды во время игры в тачбол получил ранение, в результате которого ему удалили селезёнку. В подростковом возрасте он попал в аварию на карте, перед университетом – в автомобильную аварию, едва не окончившуюся смертельным исходом, а во время обучения в университете – ещё в одну аварию, в результате которой провёл 5 месяцев в коме. Устроившись на работу программистом, Кук трижды ломал позвоночник и рёбра в различных авариях и в результате падений. Стоит отдать ему должное – он стойко переносил все невзгоды и, несмотря на серьёзные повреждения, возвращал себе здоровье. Как пишет автор этой заметки Клэр Мартин: «Томас Л. Кук, скончавшийся 11 сентября в возрасте 54 лет, когда его насмерть сбил автомобиль, всю жизнь только то и делал, что приходил в себя от несчастных случаев, которые начали его преследовать ещё в утробе матери». Иногда жизнь просто несправедлива[606] [607].

Известно, что неудачи преследуют актёра Орландо Блума. К настоящему времени он пережил травмы носа, позвоночника, черепа (трижды), правой ноги, левой ноги, пальца на ноге, ребра, запястья и руки.

Физиологические исследования показывают, что люди, хранящие какие-либо тайны, особенно неприятные, в большей мере подвержены заболеваниям. Но нам неизвестно, сама ли тайна служит причиной появления симптомов болезни или же это случается по той причине, что скрытные люди сами по своей природе предрасположены к болезням. На протяжении столетия психиатры, психологи и другие специалисты отмечали, что пациенты часто скрывают важную информацию от своего лечащего врача, причём даже в том случае, когда искренне желают выздороветь и знают, что лечащий врач добивается того же самого. Это явление называется «утаивание от себя самого». Некоторые люди предпочитают не упоминать какие-то тревожащие их факты или факты, о которых им слишком страшно вспоминать. В своей работе «О начале терапии» (1913) Зигмунд Фрейд описывает физиологические и психологические последствия сокрытия информации от психотерапевта. Известно, что пациенты скрывают как факты из кратковременной, так и долговременной истории, а сами эти факты бывают как весьма значимыми, так и не стоящими особого внимания. Из медицинской практики складывается впечатление, что скрытных пациентов больше, чем тех, кто ничего не скрывает. Похоже, что мы, люди, вообще очень скрытные существа, даже в общении с нашими лечащими врачами.