Нет, не стану описывать того, что случилось после. Вернее, того, чего не случилось. Не буду говорить о постигшем меня разочаровании. Все дамы были чрезмерно возбуждены, и радость спасения, с одной стороны, а с другой, волнение за несчастных мужей, оставшихся на крыше, не допустили развития ситуации в том естественном ключе, в котором она развилась бы, не будь сих отягчающих обстоятельств (ох, не случайно сорвался с моих уст сей судебный термин). Правда, к счастию, тут прибежали люди с высокими лестницами, по которым все остававшиеся на крыше горящего дома были безопасно спущены на землю, где смогли присоединиться к своим женам, уже успевшим к этому времени облачиться в свои бархатные наряды и меха.

Я же, чувствуя ненужность в этом празднестве, удалился в свой нумер в надежде выспаться и с утра пораньше отправиться в путь, который, как я правильно предполагал, займет у меня немалое время.

И действительно, после всех трудов я уснул как убитый и проснулся позднее, чем собирался, – на улице было уже светло, и я давно должен был бы находиться уже в пути.

Однако судьба распорядилась иначе.

Не успел я одеться, как ко мне в нумер, даже не постучав, ворвались солдаты, которые без лишних слов и малейшего сопротивления с моей стороны (кое, как я справедливо полагал, было бесполезно и лишь ухудшило бы мое положение) скрутили меня и повели прочь.

– Куда? – вопрошал я своих молчаливых конвоиров, но те не удостаивали меня ответом.

Однако вскоре это выяснилось.

Отвели меня к полицмейстеру, который в одном лице являл собой и городского судию. Тот окинул меня невидящим взглядом и проговорил:

– Подсудимый, вы, – он оглядел мое платье, – будучи лицом немецкой национальности, – (что, видимо, усугубляло мою еще неведомую мне вину), – совершили преступление в виде смертоубийства подданного Ее императорского величества, дворянина и отставного капитана гвардии Петра Рукосуева.

– Позвольте... – сказал было я, но меня тут же остановили:

– Молчать, когда вас не спрашивают! Суд не находит законных оснований для предоставления вам слова! Свидетели, показывайте...

Толпа свидетелей, в которых я теперь с недоумением начал узнавать вчерашних страдальцев, чуть не ставших жертвами пожара, загудела в один голос:

– Он – убивец! Настоящий убивец и есть – сбросил, немчура проклятая, нашего Петрушу с крыши, а тот лбом прямо об камень. Судить его!

– Суду ясен состав преступления, – проговорил полицмейстер. – Подсудимый, вам есть что сказать в свое оправдание?

– Ваша честь... – начал было я, но был тут же прерван:

– Молчать, когда я вас спрашиваю! Суд не находит законных оснований для оправдания. Ваши оправдания бесполезны и лживы. Нашим милостивым судом именем Ее величества императрицы обвиняемый приговаривается к двадцати годам каторги. Заковать его в железа и отправить по этапу.

– Извольте только известить герцога! – в отчаянии прокричал я.

Судья смерил меня взглядом.

– Какого такого герцога?

– Его милость герцога Антона Ульриха Брауншвейгского, жениха Анны Леопольдовны, объявленной наследницей императрицы.

Последовала пауза.

– Кто здесь посмел назвать имя Его милости герцога? – севшим голосом проговорил наконец судья.

– Это я, ваша честь, Иероним Карл Фридрих барон фон Мюнхгаузен. Я следую в Петербург по срочному вызову Его милости герцога, о чем имею надлежащие бумаги.

Последовала еще одна пауза. Наконец судья произнес еще одну речь:

– Ввиду вновь открывшихся обстоятельств суд постановляет признать барона фон Мюнхгаузена невиновным, свидетелей подвергнуть штрафу, пожарных выпороть и впредь проводить всякого рода ассамблеи лишь при свете дня, дабы не подвергать опасности огня здания, а людей – гибели.

Судья шарахнул судейским молотком по столу, давая знать, что суд закончен. Потом он обратился ко мне, натянув на лицо самую любезную из возможных на нем улыбок.

– А вам, милейший барон, я выпишу подорожную, чтобы вы беспрепятственно добрались до пункта назначения. Кроме того, я приглашаю вас, нашего дорогого гостя, сегодня вечером на ассамблею, которую мы соберем в вашу честь и во славу императрицы и Ее наследников.

Я поблагодарил полицмейстера-судью за подорожную, но от приглашения отказался под тем предлогом, что спешу и, хотя и был бы рад провести время в столь благородном обществе, но должен немедленно седлать коня.

На сем мы расстались, вполне довольные друг другом, и я и в самом деле поспешил в путь, даже не догадываясь, как со временем отзовутся мои подвиги в этом городе.

С годами я узнал, что ни одно деяние не проходит бесследно, доброе ли, злое ли – оно возвращается к нам подчас самым неожиданным образом. Но об этом у меня еще будет случай рассказать тебе, мой терпеливый читатель. А пока в путь.

Я скакал без передышки три дня, и лишь на четвертый на горизонте появился городок, при виде которого я стал еще пуще погонять коня и вскоре оказался на городской окраине, где при виде первого же городового попросил проводить меня к градоначальнику. Памятуя о неприятных событиях, в результате которых я чуть не оказался на каторге, я решил немедленно по прибытии представляться властям, дабы избежать подобных казусов в будущем.