– Решил парадную посуду достать? – не смогла я сдержать ехидного тона.

– Ну зачем ты, лапуля? – обиделся Антон и пошел в кухню. – Я ведь от всей души! Я уже и стол накрыл.

– Даже так? – спросила я. – Ну и молодец!

– Я у тебя молодец! – хвастливо подтвердил он.

Когда мы пришли на кухню, я действительно увидела накрытый стол. Посередине высилась бутылка дешевой водки, открытый пакет апельсинового сока, стояли тарелочки с нарезанной колбасой, сыром и хлебом. Тут же Антон поставил банку маринованных огурцов.

– Потом чай попьем, – сообщил он, ставя чашки на разделочный столик возле плиты. – Я уже заварил зеленый, очень хороший. Из Пекина привез весной, мы там на гастролях были. Давай, садись скорее!

Я опустилась на стул, чувствуя отчего-то смущение. Набор на столе меня не привлекал. Водку я вообще пила только в крайних случаях. А если и пила, то предпочитала закусывать чем-нибудь более существенным, нежели бутерброды с колбасой и сыром.

– Погода-то разошлась, – заметил в этот момент Антон, разливая водку в стопки. – Придется тебе у меня заночевать, – хихикнул он.

Я посмотрела в залитое дождем окно, но промолчала.

– А у меня хорошо, – продолжил Антон. – И потом, места много. Не хочешь со мной лечь, можешь в другой комнате – на выбор. А дочкам твоим позвоним, предупредим.

Он поднял стопку с водкой.

– Давай, Оленька, за твой приход ко мне и в мою жизнь, – сказал он и чокнулся.

Я выпила и поморщилась от резкого вкуса дешевого спирта.

– Эта квартира мне от отца досталась, – сказал Антон, сооружая бутерброд из сыра, колбасы, майонеза и половинки маринованного огурца. – Он раньше жил на Кропоткинской в доме XIX века в большой однокомнатной квартире с пятиметровыми потолками. Потом дом стали расселять, но он не соглашался на предлагаемые варианты. Наконец ему, одному из последних оставшихся в доме, предложили вот эту. И он согласился, все-таки трешка, хоть и в новом районе. Тогда, представь, «Пражская» еще была новым районом, метро даже не было, – хихикнул он и вновь налил.

– Куда ты так торопишься? – недовольно заметила я.

– Между первой и второй перерывчик небольшой, – захихикал он и опрокинул водку в рот. – Я ведь сейчас типа на отдыхе. Ты не представляешь, что такое работа профессионального музыканта!

– А что в ней такого трудного? – спросила я. – Это ведь не на заводе с утра до вечера и каждый день.

Антон даже жевать перестал и уставился на меня блестящими, ненормально расширившимися глазами.

– Ты и правда не понимаешь?! – после паузы трагическим тоном, достойным отца Гамлета, спросил он.

– Нет, Антон, не понимаю. Но незачем так волноваться.

– Да ты представляешь, сколько энергии я трачу на выступлении?! А репетиции! А гастроли! А вынужденная работа в двух оркестрах, и это бесконечное лавирование, потому что бывает так, что в обоих оркестрах нужно выступать в одно и то же время и приходится искать замену и придумывать правдоподобную причину для инспектора.

Антон плеснул водки и залпом проглотил ее. Потом вскочил и быстро заходил по небольшому пространству кухни.

– Но зачем работать в двух оркестрах? – пожала я плечами, следя за ним взглядом.

Он сразу остановился и посмотрел на меня, как на законченную идиотку. И снова налил. Выпив, сел за стол и ссутулился. Мне стало жаль его, таким он выглядел уставшим и погрустневшим.

– Понимаешь ли, Оленька, официальная зарплата такова, что приходится не только работать в двух оркестрах, но и соглашаться на все халтуры, которые предлагают.

– Но ведь ты солист, первый гобой, – удивленно заметила я.

– И что? – усмехнулся он. – Озвучить мою ставку?

Он назвал цифру, действительно очень скромную.

– Так что с таким ритмом работы ни о каком вдохновении речи быть не может. Крайне редко удается поймать нужную волну и почувствовать себя наравне с богом. Иногда, конечно, я засаживаю с прежней мощью, даже коллеги удивляются, – улыбнулся он.

Его лицо приобрело хвастливое выражение. Антон глянул на меня с гордостью и сказал, что пригласит на ближайшую программу и будет играть только для меня. Он закурил и вновь налил водку. Я уже с испугом смотрела, как он пьет ее. Бутылка была практически пуста. Но Антон все еще выглядел трезвым. Только его глаза ненормально блестели.

– А гастроли часто бывают? – спросила я, видя, что он молчит и неподвижно смотрит в стол.

– Когда как, – очнулся он и поднял глаза. – И только так мы и зарабатываем что-нибудь. Но приходится на всем, буквально на всем экономить. Мы и продукты, всякие там пакетики с супами, палки копченой колбасы, сыр стараемся провезти с собой. И спирт в пластиковых бутылках, типа это вода, – хихикнул он. – Ох, уж эти мне жопочасы!

– Что? – удивилась я и поморщилась.

– Это мы так называем, если на автобусах по Европе катаемся, – пояснил Антон.