Шрифт:
— Что именно?
— Финансировать вашу игру целый вечер.
— Что вы себе позволяете?
— Если выиграете, то деньги поделим.
— Не пойдет… Это исключено… Я вас совсем не знаю… — начала консульша и добавила немного погодя:
— Ну хорошо, согласна, но только при условии, что если я выиграю, мы действительно все поделим!
— Само собой.
В глазах Эстреллы начал появляться блеск, дыхание участилось, щеки порозовели.
— Где же десерт? Ах, я так волнуюсь, чувствую: сейчас начну выигрывать…
Час спустя экзальтированная дама, ненавидевшая рулетку и немцев, проиграла 20 тысяч эскудо, или три тысячи немецких марок. С видом кающейся Магдалины она подошла к Томасу, сидевшему в баре: «О боже, мне так стыдно».
— Но почему же?
— Как мне вернуть вам деньги? Ведь я… сейчас у меня не густо…
— Рассматривайте это как подарок.
— Это невозможно! — она опять превратилась в мраморного ангела мщения. — За кого вы меня принимаете? Похоже, вы основательно во мне ошиблись, мсье!
6
В будуаре царила полутьма. Горели лишь маленькие ночники под красными абажурами. На столике стояла фотография серьезного господина в пенсне и с крупным носом. Умерший около года назад адвокат Педро Родригес смотрел с небольшой фотографии в серебряной рамке на свою вдову Эстреллу.
— Ах, Жан, Жан, я так счастлива…
— И я тоже, Эстрелла, и я. Сигарету?
— Дай твою.
Он дал ей затянуться, задумчиво глядя на красивую женщину. Полночь давно миновала. В большой вилле консульши не раздавалось ни звука. Прислуга спала.
Она прильнула к нему и погладила.
— Эстрелла, милая…
— Да, мое сердце?
— У тебя много долгов?
— Безумно много… Ипотечные выплаты за дом… я уже заложила украшения. Все еще надеюсь, что смогу отыграться…
Томас посмотрел на фото:
— Он много тебе оставил?
— Небольшое состояние… А все это проклятая, дьявольская рулетка, как я ее ненавижу!
— И немцев.
— Да, и немцев!
— Скажи-ка, дорогая, какую, собственно, страну ты представляешь как консульша?
— Коста-Рику. А почему ты спрашиваешь?
— Ты когда-нибудь выдавала хоть один коста-риканский паспорт?
— Нет, никогда…
— Но твой муж наверняка?
— Он — да… Знаешь, с началом войны сюда больше никто не приходит. Думаю, что в Португалии не осталось ни одного костариканца.
— Милая, гм, но ведь в доме наверняка сохранилось хотя бы несколько бланков паспортов?
— Не знаю… После смерти Педро я сложила все бланки и штемпеля в чемодан и отнесла на чердак… Почему тебя это интересует?
— Эстрелла, радость моя, потому что я хочу изготовить паспорт.
— Паспорт?
Сделав поправку на ее финансовые трудности, он мягко ответил:
— Или несколько паспортов.
— Жан! — она ужаснулась. — Ты шутишь?
— Нет, это вполне серьезно.
— Что ты за человек?
— По натуре хороший.
— Но что мы будем делать с паспортами?
— Мы сможем продавать их, дитя мое. Покупателей здесь хватает. И они выложат немало. А с деньгами ты могла бы… не стоит продолжать…
— О-о! — Эстрелла глубоко вздохнула — в этой позе она выглядела очаровательно. Она долго молчала, раздумывая. Потом спрыгнула с постели и побежала в ванную. Вернулась она с халатом.
— Надень это!
— Куда ты собралась, дорогая?
— На чердак, разумеется! — вскричала она и, спотыкаясь, зацокала шелковыми сандалетами на высоких каблуках. Чердак был большим и плотно заставленным, с запахом пакли и нафталина. Эстрелла светила фонариком, в то время как Томас с кряхтением выволакивал из-под огромного ковра, свернутого в рулон, старый деревянный чемодан. Он ударился головой о какую-то балку и выругался. Эстрелла опустилась рядом с ним на колени, и объединенными усилиями они отодрали скрипнувшую крышку. Внутри оказались бланки, книги, штемпеля и паспорта. Десятки паспортов! Пальцы Эстреллы запорхали над ними, она перелистала один, другой, пять, восемь, четырнадцать паспортов. Все они без исключения были старые, с пятнами. С фотографиями незнакомых людей, бесчисленными штемпелями. Все, как один, просрочены.
Просрочен… просрочен… недействителен…
Эстрелла поднялась, глубоко разочарованная:
— Ни одного нового паспорта, одно старье… От них никакого проку…
— Напротив, — тихо сказал Томас и наградил ее поцелуем. — Старые недействительные паспорта самые лучшие!
— Этого я не понимаю…
— Сейчас поймешь, — пообещал довольный Томас, он же Жан Леблан. Он не почувствовал ледяного дыхания судьбы, возникшей за его спиной подобно сказочному духу из бутылки, готовой нанести очередной удар и швырнуть его в поток новых приключений и опасностей.