И, поглядев на подаренное ему золото, добавил:

— Только ведь она глупа и притом сумасшедшая!

— Это у нее временно и пройдет! — успокоил его Каспар д'Эспиншаль.

— Но только ее болезнь очень уж долго продолжается. С тех пор, как я нашел ее в лесу умирающей, умопомешательство не проходит. Угольщики уверяют, что это с ней сделалось с перепугу: Эвлогий хотел ее убить. Порой она, впрочем, приходит в себя и тогда делается снова хорошей женой, молится и воспитывает Мица. Тогда я рад ей, но зато в минуты сумасшествия, избави меня от нее, Господи!

Граф провел рукой по своему лбу и сказал:

— Лучше будет, если Миц пойдет теперь со мной. Иди и приведи лошадей.

Лошади были скоро приведены и стояли около хижины; одна была оседланная. Каспар д'Эспиншаль сел в седло. Миц, как кошка, вскарабкался на хребет другого коня — и всадники в пять часов утра уже очутились в Иссоаре.

Остановившись у хорошо ему знакомого трактирщика, граф дождался вечера и только с наступлением сумерек пустился дальше, по направлению к жилищу Лагульфа, известного доктора и химика того времени.

Постучав в дверь, посетители увидели перепуганное и встревоженное лицо доктора, сразу узнавшего, кто его обеспокоил.

— Вы, граф! Вы здесь? — воскликнул он.

— Да, это я! — улыбаясь ответил Каспар д'Эспиншаль.

Доктор помнил недостойную шутку, которую с ним сыграл владетель Мессиака, и вовсе не имел намерения услуживать своему обидчику. Кланяясь с преувеличенной учтивостью, он произнес:

— Большая честь для меня ваше посещение. Но оно меня может скомпрометировать. Здесь нас подслушают. Позвольте мне вас проводить в мою спальню.

Двери этой комнаты не были заперты. Она служила вместе и спальней, и кабинетом, и аптекой хозяину. В следующей небольшой комнате расхаживала женщина, недурная брюнетка, лет тридцати, в одежде полуиспанской, полуфранцузской. Сделав ей знак, не замеченный графом, Лагульф запер двери.

— Выслушайте меня, доктор, — начал Каспар д'Эспиншаль. — Вы уже знаете, в каком я положении? За мной охотятся, как за кабаном.

— Я этому не причина. Вы сами устроили свою участь!

— Это особый вопрос! Меня преследуют с особенной назойливостью. Я всегда любил опасности и даже теперь, среди разразившейся бури, чувствую себя сильнее, веселее, у меня на душе легко.

Лицо доктора скривилось, но он постарался не изменить своей любезности.

— Все же я не могу угадать, чем я-то могу быть вам полезен? — прошептал он.

— Вы сейчас узнаете. Хочу спросить вас, как искусного химика, какое средство подойдет, например, для перемены цвета моих волос? Я прошу: помогите мне изменить внешность так, чтобы никто из моих знакомых меня не узнал.

Лагульф задумался.

— Это возможно, — произнес он. — Найдутся краски, превращающие черные волосы в седые и придающие волосам желтоватый цвет. Но разве вы, граф, не слышите шаги людей, остановившихся у моих дверей?

— Я слышу только ваш голос, господин доктор.

Лагульф встал, чтобы подойти к двери, но Каспар д'Эспиншаль не дал ему сделать и двух шагов.

— Вижу, — крикнул он, — мой визит вовсе вам не по душе. Ну, как хотите! В таком случае выскажу вам настоящую его причину. — Но шаги по лестницам слышались очень ясно. Каспар д'Эспиншаль схватил доктора.

— Ты мне изменил! В соседней комнате кто-то был, и ты дал знак. Готовься умереть!

— Я… я не виноват.

— Пустое. Ничьего дома не осаждают без причины. Подавай мне скорее твой яд.

— Вот последние капли, — задыхался Лагульф.

И в руках его появилась маленькая темная бутылочка, быстро исчезнувшая в широких карманах графского кафтана.

— Ну, теперь отыщи мне выход отсюда, несмотря на этих сбиров. В противном случае, видишь этот кинжал…

— За что вы убьете меня? Что я вам сделал?

— Опять пустые рассуждения! Укажи мне выход или умри.

И кинжал коснулся докторского горла. Шаги идущих тем временем приблизились к самым дверям комнаты. Послышались удары в запертые двери. Каспар д'Эспиншаль оглянулся. Хитрый эскулап воспользовался этой заминкой, вырвался из его рук, выскочил в маленькую комнату за спальней и запер за собой дверь. Каспар д'Эспиншаль услышал его хриплый голос.

— Инезилла! Веди их в кабинет… я в моей спальне, скорее, скорее!

Первой мыслью Каспара д'Эспиншаля было выбить двери докторской спальни, но минутное размышление остановило его. Даже и ему показалось безумием бороться одному с палашом и небольшим кинжалом против целой толпы алебардщиков. Имей он пистолеты, и тогда борьба была бы невозможной; после двух выстрелов он очутился бы в руках врагов совершенно безоружный. Надо уходить, но как? Опытный глаз сейчас же указал ему на окно, выходившее на наклонную крышу, примыкавшую к крышам соседних домов.