Рей Майкл
Шрифт:
Богом, то Он, как и любой из нас, на каждом шагу сталкивался бы с доказательствами собственной ограниченности. Существовали бы вопросы, на которые он не умел бы ответить, горы, которые он не мог бы поднять, пороки, которые он ясно в себе сознавал, но был бы бессилен искоренить, и так далее. Наконец, в его памяти отсутствовало бы представление о том, что он создал космос, — весьма заметный пробел для личности, которая должна знать все и которая действительно создала космос.
Во–вторых, можно было бы утверждать — как это делает Дэниел Говард–Снайдер, — что простой смертный был бы способен, находясь в здравом уме, счесть себя воплощенным Богом, если бы у него имелись веские основания полагать, (а) что он был призван Богом совершить то и быть тем, совершить что и быть кем должен был, по общему убеждению, иудейский Мессия; (б) что Мессия будет воплощенным Богом; и (в) что существование в качестве воплощенного Бога окажется (или может оказаться) чем–то весьма сходным с существованием в качестве обыкновенного человека. Не кажется совершенно невероятным предположение, что психически здоровый человек мог иметь веские основания для веры в (а) — (в). В конце концов, пророки, принадлежавшие к разным религиозным традициям, верили в свое божественное призвание, оставаясь, по–видимому, вполне нормальными людьми; рад моментов в иудейских представлениях о Мессии мог бы привести здравомыслящего иудея I века к убеждению, что грядущий Мессия может быть воплощенным Богом; а многие современные богословы принимают нечто вроде (в) (их аргументы мы рассмотрим в следующем разделе). Таким образом, мы вправе думать, что если бы кто–то действительно имел веские основания соглашаться с (а) — (в), то он имел бы веские (хотя, разумеется, и не абсолютно неопровержимые) основания верить в то, что он и является воплощенным Богом. Но если у вас есть веские основания поверить в некое утверждение, то вашу веру в него едва ли можно будет счесть безумием (если, конечно, сами эти основания не являют собой плод безумия, но у нас нет причин думать, что в данном случае дело обстояло именно так).
Здесь, однако, возникает одно затруднение: подобный способ аргументации игнорирует тот факт, что нормальный человек непременно столкнется с разрушителями его убеждения в том, что он есть Бог воплощенный. (Разрушителями данного убеждения мы здесь называем другие убеждения, тем или иным образом подрывающие любые доводы, которые можно было бы привести в его обоснование). Предположим, что Иисус был простым смертным; предположим, далее, что у него были веские причины соглашаться с (а) — (в). В таком случае он имел бы некоторые основания видеть в себе воплощенного Бога. Тем не менее, даже если бы существование в качестве воплощенного Бога и можно было считать чем–то в достаточной степени подобным существованию в качестве обыкновенного человека, иудейское понятие о Боге совершенно исключало возможность того, что первое окажется в точности подобным второму. Например, подверженность порокам и греховным желаниям представляет собой, весьма вероятно, общее свойство всех (обычных) человеческих существ — при этом оно абсолютно несовместимо с божественной природой. Психически здоровый человек, имевший ясное понятие о Боге, должен был отдавать себе отчет в этой несовместимости, как не мог он не сознавать, по крайней мере, некоторые из своих пороков и греховных желаний; а значит, он столкнулся бы с разрушителями любого довода в пользу утверждения о его собственной божественности. Сторонникам данного метода контраргументации [против доказательства «Господь — Лжец — Безумец»] пришлось бы тогда заявить, что если Иисус верил в свою божественность в силу принятия им (а) — (в), то истинным было одно из следующих утверждений: (i) Он не имел ни пороков, ни греховных желаний; (ii) Он их имел, но совершенно не сознавал; (iii) Он не понимал, что божественность несовместима с порочностью и греховностью. Трудно представить себе человека, который бы сомневался в божественности Иисуса, но при этом верил, что (i) по отношению к Нему является истинным; ну а мысль о том, что (ii) может оказаться истинным по отношению к кому–либо вообще, трудно принимать всерьез. (А если бы (ii) было верно относительно Иисуса, то не явилось бы это свидетельством иного рода умопомешательства — безумно–грандиозного самовозвеличивания?) Если же по отношению к Иисусу истинным было (iii), то придется усомниться в том, что иудейское понятие Божества он с успехом применял к самому себе. Иными словами, если (iii) было верно по отношению к Иисусу, то сомнительно, что он на самом деле считал себя воплощенным Богом Авраама, Исаака и Иакова.
Таким образом, первые два объяснения, похоже, оказываются несостоятельными. Следует, однако, разобраться и с третьей трактовкой, которой мы также обязаны Говард–Снайдеру. Предположим, что Иисус действительно был воплощенным Богом и что Он самым искренним и разумным образом в это верил. В таком случае он, несомненно, имел причины для этой веры — какой–то опыт, или воспоминания, или рациональные доводы, или же то или иное их сочетание. Но если он имел основания для подобной веры, то эти основания, в принципе, можно воспроизвести и в сознании обычного человека. (Просто представьте, что этот человек имеет точно такой же внутренний опыт, воспоминания или рациональные аргументы). Как именно эти основания можно было бы воспроизвести, для нас здесь несущественно, важен лишь тот факт, то это можно было сделать. А если бы это было сделано, то обыкновенный человек, который по этим самым причинам считал бы себя Богом, оставался бы вполне здоровым психически. Ибо, по нашему предположению, Иисус считал себя Богом на этих же основаниях и Он был психически здоров. Таким образом, для обычного человека, по крайней мере, возможно быть здоровым, но ошибочно верить в свою божественность.
Рассуждение это не лишено убедительности, однако и в нем есть слабое место. Надо полагать, что именно исходя из определенного личного опыта и опираясь на ряд фактических данных, Наполеон (вполне разумно) считал себя человеком низкого роста, который правит Францией в XVIII веке. Но если бы вы сейчас, на точно таких же основаниях, уверовали, что вы — человек низкого роста, правящий Францией в XVIII веке, то это было бы сумасшествием — и не потому, что сумасшествием было бы держаться данного убеждения, исходя из этих оснований. Признак безумия здесь другой — иметь подобные основания, будучи тем, кем вы есть, живя там и тогда, где и когда вы живете. (Сравните: некто, полагающий, что ему следует всегда носить футбольный шлем, поскольку, как он считает, голова у него стеклянная, делает разумный вывод из безумной посылки.) Пожалуй, вы могли бы иметь эти основания и не будучи душевнобольным — если бы, к примеру, вы стали жертвой какой–то хитроумной мистификации в стиле Матрицы. Нам, однако, потребовалось бы узнать гораздо больше о том, как же это вы пришли к подобным основаниям, прежде чем мы могли бы допустить, что эти основания — не плод безумия. Сходным образом, по–видимому, дело обстоит и с тем, кто вдруг находит в себе самом те же причины, которые мог бы иметь божественный Иисус для разумной веры в собственную божественность. Мы не вправе сразу же допускать, что наличие у кого–либо таких оснований совместимо со здравым умом, ибо мы совершенно себе не представляем, какими эти основания могли бы быть вообще, как не ясно нам и то, каким образом они могли бы у кого–либо появиться.
В общем, изложенные выше возражения против доказательства «Господь — Лжец — Безумец» представляются неосновательными. Это не значит, что перед нами совершенно «железный» аргумент. Нам, однако, кажется, что он, во всяком случае, гораздо убедительнее, чем это угодно было заключить иным современным критикам.
3.2.2. Догмат Воплощения и связанные с ним проблемы
Ортодоксальное христианское понимание учения о Троице подробнее всего изложено в халкидонском оросе (451). Полный его текст гласит:
Последуя Святым Отцам, мы согласно поучаем исповедовать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в Божестве и совершенного в человечестве, истинного Бога и истинного человека, того же из души разумной и тела, единосущного Отцу по Божеству и того же единосущного нам по человечеству, во всем подобного нам, кроме греха, Рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения, от Марии Девы Богородицы — по человечеству; Одного и того же Христа, Сына, Господа, в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, — так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества и они соединяются в Одно Лицо и Одну Ипостась, — не на два лица рассекаемого или разделяемого, но Одного и Того же сына и Единородного, Господа Иисуса Христа, как в древности пророки учили о Нем и как Сам Господь Иисус Христос научил нас, и как то передал нам символ отцов [11] .
11
Translation by Robert Outler, in John Leith (ed.), Creeds of the Churches, 3rd ed. (Atlanta, GA: John Knox Press, 1982), p. 34–35; bracketed Greek insertions omitted.
Короче говоря, согласно догмату Воплощения, Иисус из Назарета был вполне Богом и вполне человеком, он имел два естества (а не, скажем, одно–единственное божественное, одно–единственное человеческое или одно–единственное Богочеловеческое), он обладал разумной (человеческой) душой и телом, и в нем не следует видеть чего–либо вроде сочетания двух отдельных лиц.
Как и в случае с догматом Троицы, здесь возможны различные заблуждения, которых надлежит избегать, если мы хотим иметь строго ортодоксальное понятие о Воплощении. Ниже прилагается список основных ересей, связанных с догматом Воплощения, вместе с характерными для каждой из них утверждениями.