Конечно, отношения между религией и наукой представляют не только исторический интерес, но и в наше время имеют огромную важность. Очевиднейший тому пример — Соединенные Штаты, где до сих пор кипят жестокие битвы, преимущественно по инициативе христиан, которые утверждают, что библейский рассказ о происхождении мира и жизни противоречит господствующим в науке взглядам. Подобные дискуссии, впрочем, характерны не только для Америки, ибо публичные дебаты на сей счет ведутся в Китае, России, а также в Израиле и многих других странах Ближнего Востока.

Чтобы выработать собственный взгляд на связь между наукой и религией, нам следует прежде составить понятие о том, что такое наука. Этот вопрос, как и большинство других занимающих философов проблем, вызывает чрезвычайно бурные споры. Но поскольку с чего–то приходится начинать, то пусть нашим отправным пунктом станет предельно скромная, минималистская характеристика: паука — это коллективное суждение профессиональных ученых, пытающихся объяснить происходящее в естественном мире с помощью эмпирически проверяемых теорий. Конечно, с такой же легкостью (и с тем же правом) науку можно было бы определить как особый вид деятельности или практики или дисциплины; столь же уместным оказался бы здесь и целый ряд других дефиниций. Однако для наших целей мы будем трактовать науку прежде всего как (не имеющую, пожалуй, четких границ) совокупность убеждений или доктрин — ведь и наиболее существенные точки соприкосновения между наукой и религией находятся как раз в области убеждений и доктрин. В частности, мы обнаружим важные точки соприкосновения между религиозными утверждениями и теми научными положениями, к которым приходят ученые в результате своих исследований.

Возможны три типа отношений между религией и наукой (понимаемой в вышеописанном смысле): неотвратимый конфликт, независимость, конфликт потенциальный, но не неизбежный. Далее мы рассмотрим каждую из этих позиций по очереди.

Согласно первой трактовке, утверждения религии обречены на жестокое противоборство с утверждениями науки, и с успехом его выдержать способна лишь какая–то одна из сторон. Эта так называемая военная модель взаимоотношений науки и религии была особенно популярна во второй половине XIX и в начале XX века, хотя ее приверженцы есть и сейчас. Подобное умонастроение отразилось в следующих словах нобелевского лауреата биолога Э.О. Уилсона:

Как полагают сторонники теории «войны», в самих понятиях науки и религии есть нечто, делающее принципиальный конфликт между ними неотвратимым.

Защищая подобную модель, иные авторы опираются на довольно спорные определения науки и религии. Кое–кто, например, утверждает, что религия представляет собой совокупность убеждений, которые восходят к тому, что претендует на статус «божественных откровений», и принимаются исключительно на основе авторитета. И напротив, науку составляют убеждения, подтверждаемые чувственным опытом и научным методом. Но ведь этого одного недостаточно для сущностного конфликта между ними. В конце концов, всегда остается возможность того, что наука и религия выступят с совершенно тождественными положениями. Конфликт же станет неминуемым лишь тогда, когда данную характеристику науки мы дополним тезисом: единственно правомерными убеждениями относительно естественного мира являются те, которые возникают из чувственного опыта и научного метода; либо расширим нашу характеристику религии за счет тезиса: ни одно убеждение относительно мира природы, которого мы придерживаемся на основе религиозного авторитета, никогда не может быть пересмотрено на основе эмпирических данных. Согласно первой точке зрения, принимать учение Библии или Корана о естественном мире было бы антинаучно, тогда как согласно второй — принимать данные опыта и результаты научного метода, если они противоречат нашим излюбленным интерпретациям откровения, значило бы вести себя антирелигиозно. В любом случае один источник истины с необходимостью отменяет другой — один может взять верх лишь за счет другого.

Некоторые держатся модели неизбежного конфликта просто потому, что видят в ней самую честную и беспристрастную характеристику реальных отношений науки и религии. Религия утверждает, что Земля плоская, наука доказывает, что это не так. Религия утверждает, что Земля недвижна, наука доказывает, что она вращается вокруг Солнца и вдобавок — вокруг своей оси. Религия говорит, что нашей вселенной менее десяти тысяч лет, наука доказывает, что ее возраст — четырнадцать миллиардов лет (или около того). Религия утверждает, что человеческие существа сотворены непосредственно Богом, наука доказывает, что они произошли естественным путем от более ранних приматов. И так далее.

Хотя модель неотвратимого конфликта все еще используется в популярных дискуссиях об отношениях науки и религии, заметить ее фатальные недостатки несложно. Изъян первый: она предлагает такие характеристики науки и религии, которые нам не следует принимать. Даже если ученый считает, что единственным доказательством правомерности научных убеждений служат чувственный опыт и применение научного метода, ничто в сфере самой науки не дает ему права заявлять, будто одна лишь наука способна дать нам правомерные убеждения относительно естественного мира. Во–первых, такое притязание касается правомерности человеческих убеждений и, в этом своем качестве, представляет собой утверждение о естественном мире. Но ведь нет никаких оснований думать, что правомерность этого эпистемологического утверждения доказывается — или даже может быть доказана — чувственным опытом и применением научного метода. Следовательно, такая характеристика науки противоречит себе самой. Столь же неудачна здесь и характеристика религии, ибо в религиозных откровениях не утверждается, будто единственно правомерные убеждения относительно естественного мира непременно восходят к откровению. А если бы и утверждалось, то единственное доказательство, которым располагал бы верующий в пользу подобного тезиса, представляло бы собой логический круг (ибо, соглашаясь с откровением в том, что оно является единственным авторитетом, нам пришлось бы полагаться на авторитет самого откровения!)