До ужина он и впрямь просидел за рабочим столом, съел одно лишь яблоко, выпил бутылку минералки без газа. Потом вышел на балкон — там расселась в креслах весёленькая компания слегка поддавших стариков и старух. Они шумно болтали, перебивая друг друга, распевали песни комсомольской юности, рассказывали фривольные анекдоты. Особенно выделялась одна дурашливо-говорливая старушонка, кокетливо и манерно сюсюкающая и звонко хохочущая, как избалованное дитя. Сухов тут же сбежал от них — и отправился в парк, прогуляться перед ужином. В одной из беседок он увидел парочку разрумянившихся стариков, сидевших в обнимку и поочерёдно приглатывающих из фляжки недорогой коньяк. А на дальней аллее встретил известного некогда сибирского писателя, почти классика, который брёл в одиночестве, что-то бормоча, размахивая руками и пошатываясь. Вид у него был совершенно безумный. Сухов с ним поздоровался, но тот его не заметил. Внезапно классик свернул с аллеи в чащу, подошёл к берёзе — и, упёршись крутым лбом в белый ствол, обильно помочился тугой шумной струёй, чем вызвал невольную зависть у страдающего хроническим простатитом Сухова. «Какая простота нравов», — подумал Сухов и криво улыбнулся. А классик постучал могучим членом по стволу берёзы — и подмигнул растерявшемуся Сухову: «Чтоб крепче стоял — связь с природой-матушкой!» И засмеялся.

Сухов в смятении развернулся — и быстро пошёл назад, провожаемый хриплым смехом сибиряка.

На ужин на каждый стол поставили по графинчику полусладкого розового вина. Радостные старички, уже успевшие принять на грудь во время балконных посиделок, выпили и халявного винца — и совсем стали весёлые, помолодевшие. Наперебой ухаживали за Катюшей, которая смотрела на них с сочувствием, как добрая медсестра на безнадёжно больных пациентов.

— А вы почему не пьёте? — спросила она у Сухова.

— Сегодня разве праздник?

— У нас каждый вечер — праздник, — усмехнулась она. — Пусть потешатся, старые… ох, извините. Я вас не имела в виду.

— А я и не считаю себя стариком, — чуть игриво заметил Сухов и налил вино в два бокала. — Ну-ка, продегустируем… А что? Очень даже вкусно… Угощайтесь!

— Я такое не пью.

— А какое вы пьёте?

— Ну… зачем говорить об этом? — Катя смущённо потупила карие очи. — Я бы выпила джина с тоником… или мартини.

— А это реально?

— Вполне. Разве вы не заметили — в этом же корпусе, где столовая, на втором этаже — ресторан «Дети Солнца»… Там каждый вечер такое творится! Лётчики гуляют с бортпроводницами… ну и деловые из Москвы иногда.

— Какие лётчики?

— Я ж вам рассказывала — с аэропорта Внуково. На одну ночь останавливаются у нас, в новом корпусе. Зачем номерам пропадать? Ведь писателей-то почти нет, вы же сами видите. Вот и пускаем лётчиков. Под них и кабак открыли. ну не только под них, конечно.

— Так, может, сходим туда? — предложил вдруг осмелевший Сухов. — Я угощаю.

— Вы шутите! — рассмеялась она. — Меня могут уволить, если узнают, что я с пациентами… то есть с клиентами… то есть с писателями гуляю. У нас это не поощряется.

— Какие пустяки! — отмахнулся Сухов. — Значит, договорились. Встречаемся в холле второго этажа, ровно в девять.

— Сегодня?

— Конечно, сегодня! И никаких отговорок, Катенька! Будьте гуманной — сделайте мне приятное. Ну, хотя бы, в знак читательской благодарности — как любимому автору… Я же ваш любимый автор?

— Это точно, — и она вздохнула. — Ну хорошо. Я постараюсь.

— Чего тут стараться? Приходите — и все дела! — Ладно. Если приду — буду ровно в девять. А если меня не будет, то вы уж не ждите.

Он ждал её до десяти — она так и не пришла. То есть она пришла, но значительно раньше и не одна. Уже с половины девятого она была в ресторане «Дети Солнца», но не с ним, а с молодым лётчиком Витей. Поэтому Сухов её и не встретил. Он уже хотел уходить, когда увидел спускающуюся по лестнице Катю в обнимку с лётчиком Витей. Лётчик Витя был в красивой форме и сам был красивый, издалека было видно, что это лётчик, а не писатель. Лётчик Витя был молод и пьян. Он был весел и добродушен. Он был очень обаятелен и знал это. Его круглое лицо с кошачьими усиками излучало любовь ко всему миру и в том числе к писателю Сухову, оказавшемуся на их пути.

— Как же так, Катя? — прошелестел оскорблённый Сухов. — Я вас жду, жду… а вы.

— А что — я? — скрывая смущение, сказала очаровательная Катя.

— Вы обманули меня.

Катя была хороша — в сиреневом лёгком платье и светлых туфельках, с распущенными короткими волосами и сияющими карими глазами. Она была свежа и аппетитна, как черешня.

— Ну, извините меня, простите, — забормотала она.

— А в чём проблема, малышка? — продолжая щедро улыбаться, спросил лётчик Витя. — Чем ты обидела дедушку? Это твой дедушка — я угадал?

— Нет… это писатель… он очень хороший писатель!..

— Да верю я, верю! А фамилия — не Альцгеймер? Шучу! Шучу! — и лётчик Витя радостно, как родного отца, обхватил Сухова за худые плечи. — Сам я, конечно, вас не читал, но — ей верю! Котёночек врать не станет! За что я её полюбил? За чистую правду в каждом слове! — Лётчик Витя притянул к себе Сухова и жарко зашептал ему на ухо:

— Слушай, писатель… пошли сейчас с нами, в мой номер, там выпьем ещё по чуть-чуть — и ты пойдёшь спать, а мы… ну, ты меня понимаешь?