Мия разочарованно вздыхает и отворачивается, потеряв к барышне всякий интерес.

Она берёт с пола свою сумку, ставит её на лавочку, медленно застёгивает молнию, придерживая сумку коленом. Так же медленно она берёт и разворачивает плащ, встряхивает его и надевает. Потом перекидывает сумку через плечо и идёт к лифту.

Кроме плачущей барышни в пустом коридоре остаётся лежать на боку пластмассовый грузовик без кузова. Но когда Мия оглядывается, дойдя до стеклянной двери, то успевает увидеть только верёвочку от него.

Да и то лишь на мгновение.

Почти всю осень каждое утро Нуца выходит из дому, чтобы броситься под восьмичасовой кишинёвский поезд.

Даже когда идёт дождь, и на улице совсем противно и зябко.

У Нуцы есть зонт и короткие резиновые сапожки лилового цвета. Она застёгивает пальто на все пуговицы, повязывает длинный серый шарф и зачем-то берёт сумочку. Ах, ну да, в ней же документы и прощальное письмо. А ещё два кусочка «докторской» колбасы, завёрнутой в целлофановый пакетик (для недавно ощенившейся дворовой суки). Можно всё это положить в карман, но сумочка очень подходит к сапожкам, поэтому пусть будет.

Нуца очень обстоятельно подходит к делу.

Она не завтракает. Кто знает, вдруг состав рассечёт её ровно посередине? А там какая-нибудь яичница с беконом или овсяная каша. Нет-нет, это некрасиво!

С вечера Нуца гладит серое платье (отложной воротничок, два карманчика, узкие манжеты), аккуратно красит ногти бледным перламутровым лаком, складывает на стул рядом с кроватью чистенькие колготки телесного цвета и бежевые махровые носочки.

Просыпается Нуца без будильника и выходит из дому ровно в семь десять. Она отдаёт колбасу собаке и стоит рядом, пока та ест. Потом пересекает двор, проходит две коротких улочки и долго идёт через пустырь до ближайшей станции.

«Дорогой Джику! — проговаривает Нуца своё письмо в голове. — Вы напрасно полагали, что женщина скромная, домашняя и воспитанная — непременно боязлива и неспособна к поступкам странным и безрассудным. Говоря о смене нравов и потере интереса ко всему классическому, Вы смели заметить…»

— «Смели заметить» — как-то по-дурацки звучит! — думает Нуца. — Нет, в самом деле, звучит как-то не очень.

Она останавливается посреди пустыря, достаёт из сумочки письмо, разворачивает и пробегает глазами. Потом прячет обратно в сумочку и оглядывается по сторонам.

Дворовая грязно-рыжая сука, которая плелась за Нуцей от самого дома, садится чуть поодаль.

— «Смели заметить»! — говорит Нуца вслух и всплёскивает руками.

Собака поджимает хвост и отбегает подальше.

— Это надо исправить! — говорит Нуца, обращаясь к собаке. — Это никуда не годится. И лучше было бы написать «милый», да-да, именно! «Милый Джику»! Я ещё на прошлой неделе хотела, но совсем вылетело из головы.

Нуца разворачивается и идёт обратно. Собака какое-то время медлит, вздыхает и семенит следом.

Машинист пассажирского поезда «Окница-Кишинёв» Джику Чобану задумчиво смотрит в окно и слушает свежую байку в исполнении своего помощника Мирчи. Каждый раз, приблизительно в одно и то же время, у Джику вдруг начинает сосать под ложечкой, и слегка подташнивает.

— Надо, наконец, сходить к врачу, провериться, — думает он. — И перестать уже пить кофе на голодный желудок.

Минуя железнодорожный переезд, Джику успевает сосчитать легковушки по обе стороны полотна.

— А может, вовсе сменить работу, — думает он, — и совершить уже какой-нибудь поступок, как-нибудь всё это поменять, что ли!

Но вслух говорит:

— Мирча, помолчи уже, а? И так голова раскалывается…

Помощник машиниста обиженно сопит, отворачивается к окну и закуривает.

Сегодня состав опять идёт с опережением графика.

Нет ничего переменчивей, чем стабильность.

В этом Яцек Левандовски убедился, когда в понедельник вышел из своего дома номер сорок два по улице Вольской, чтобы перейти на другую сторону, купить в киоске свежий номер «Zycie» и сесть, как обычно, в седьмой трамвай до центральной галереи.

Перед этим Яцек выпил стакан кефира, тщательно вымыл чашку, набриолинил волосы и начистил до блеска туфли.

Он прекрасно помнил, как проверил карманы пальто и запер дверь на оба замка (сперва нижний, потом верхний), как не стал вызывать лифт, а пошёл пешком, как проверил почтовый ящик и поздоровался с усатым консьержем Томашем.

Яцек вышел на улицу и шагнул прямо на зелёный газон у крыльца, по привычке начав отсчитывать шаги до остановки. И даже досчитал до пяти, не сразу осознав, что куда-то делся асфальт, и канализационный люк с надписью «kanalizacja deszczowa Gda'nsk», и даже трамвайные рельсы…