Я в ту весну занимался "личными делами" в основном, а в частностях — общей теорией систем, работой в школе и фантастикой. Борис Натанович Стругацкий предложил мне исследовать творчество Вячеслава Рыбакова, который тогда был известен, преимущественно сценарием к фильму "Письма мертвого человека". Его великолепные романы "Очаг на башне", "Мотылек и свеча", "Доверие", "Дерни за веревочку" были уже написаны, но не опубликованы; я получил в свое распоряжение чемодан рукописей, гордился оказанным доверием и предвкушал чудесное чтение.

Клуб любителей фантастики "Полгалактики" внезапно превратился из полузапрещенного в почти официальный, мы активно обсуждали советские политические события и западную фантастику. Если память не изменяет мне, темой заседания в апреле 1986 года был Гарри Гаррисон и, конкретно, его антивоенная "космическая опера""Билл — герой галактики".

Никаких дурных предчувствий ни у меня, ни у моих друзей не было. Мне за мою жизнь удалось удачно предсказать довольно много событий: распад СССР (с точностью до месяца), изменение характера террористической войны, кризис генерирующих мощностей и распределительных сетей и так далее. Но Чернобыльскую катастрофу я не предвидел и не предсказывал. Вообще в то время я придерживался убеждения, что атомная энергетика безопасна настолько, насколько техника вообще может быть безопасной. Я и сейчас так думаю.

Впервые о событиях на Чернобыльской АЭС я услышал по телевизору 26 или 27 апреля. Был конец недели, в тот год 26-е пришлось на субботу, мы собрались небольшой "фэновской" кампанией в Пушкине обсуждали какие-то литературные и окололитературные дела. Информация об аварии на Чернобыльской атомной электростанции не привлекла моего внимания, тем более что сообщение закончилось фразой, которую я перевел с "телевизионного языка" на "физический", как "реактор заглушен". Я отметил, что политика гласности действительно работает: у нас начали сообщать об авариях в реальном времени, а не постфактум — по традиционной советской схеме — "город стал еще краше", — и выбросил Чернобыльскую АЭС из головы.

В середине следующей недели наши СМИ начали вяло переругиваться с западной прессой, которая "раздувала слухи об атомной катастрофе в Чернобыле". Американцы и европейцы начали срочно эвакуироваться из Украины и Белоруссии. Помню, в газетах писали, что американская делегация школьников, отправленная из Киева домой, получила прямо на аэродроме черные футболки с "атомным грибом" и текстом: "Я пережил Чернобыльскую катастрофу". Газеты возмущались, я пожимал плечами — у страха глаза велики: погибли 2 человека, следовательно, событие действительно можно назвать катастрофой, но детей-то зачем пугать?

Потом пришли официальные протесты со стороны Швеции. Советские СМИ "реагировали" все более вяло и неуверенно, появились задержки в публикациях. К этому времени в моем распоряжении уже была схема социологического анализа по публикациям официальной прессы. Позже выяснилось, что схема пригодна только для тоталитарных государств.

Реплика (эксперт, 35 лет):

— Такую схему легко было составить, например на материалах кризиса с южнокорейским "Боингом"1983 года, и до середины 1990-х она неплохо работала. Ее использование давало четкую оценку: в Чернобыле действительно произошло что-то совершенно экстраординарное.

Докладчик (физик, 45 лет):

— К середине мая я уже понимал, что речь идет о "ядерной аварии" немыслимого масштаба. Я, правда, совершенно не представлял, что нужно сделать, чтобы получить радиоактивное "пятно", захватывающее Украину, Белоруссию, часть России, повышающую "фон" в Швеции и Франции. Замечу здесь, что в Ленинграде с его гранитными набережными, циклотроном, Сосновым Бором и другими местами дислокации радиоактивных материалов существенного "скачка" фона не было.

Постепенно пошли осмысленные публикации о произошедшем и происходящем. Стало понятно, что произошел тепловой взрыв реактора с выбросом огромной массы излучающего материала наружу.

Экран.

Из доклада клуба "Полгалактики".

Предвидения и пророчества. 1984 год

В начале 1970-х украинский фантаст В. Савченко в повести "Открытие себя" описывает следующее: "- Вот угорь речной, Anguilliformes, — не поворачивая головы объяснял Валерно, самая живучая из речных рыб. Когда Валентин Васильевич выплеснет его в бассейн, угорь, повинуясь инстинкту тотчас уйдет в глубину… м-м… что лично я на его месте не делал бы, поскольку самые удачливые экземпляры через две-три минуты возвращаются оттуда к поверхности вверх брюхом. Впрочем, смотрите сами. Прошу засечь время. Валентин Васильевич, действуйте!

Кривошеин перевернул аквариум над бассейном, щелкнул секундомером. Студенты склонились над барьером. Черная молния метнулась к вымощенному серым кафелем дну бассейна, описала круг, другой, перечеркнула зеленое зарево над цилиндром. Видимо, ослепнув там, угорь ударился о противоположную стенку. Шарахнулся назад…

Внезапно свечение в бассейне сделалось ярче — и в этом зеленом свете Кривошеин увидел такое, что у него похолодела спина: угорь запутался в тросиках, на которых висели графитовые стержни, регуляторы реакции, и бился среди них! Один стержень выскочил из ячейки, отлетел зеленой палочкой в сторону. Свечение стало еще ярче.