Мы договорились, что когда я заработаю пять тысяч долларов, то напою его с этих денег. Он уверял, что когда-нибудь я их обязательно заработаю. Я отнекивалась, говорила, мол, нереально. Он перебивал и отвечал: «Да куда ты денешься, обязательно заработаешь. Тебе эти деньги дадут и еще по имени отчеству назовут». И тогда я пообещала, что как только — сразу проставляюсь. И крепко-накрепко запомнила это. Потому что такие обещания надо выполнять.

Я не успела. Именно я не успела.

Он был розовый и чуть толстый. Улыбался очень хорошо. Немного нервничал, когда говорил. И при этом потел. Учился в каком-то военном учреждении. Говорят, что дома у него был строгий порядок. И спать вся семья ложилась рано. И мне было так интересно, что молодой человек, всего-то 25 лет, ведет себя так строго и рано ложится спать. А телевизор посмотреть? И в чем-то он был странный, и в чем-то мне не нравился. Но все равно молодец. В 25 лет генеральный директор. Жена, двое детей! Мальчик и мальчик. И жена нигде никогда не работала. Сидела с детьми дома. Я думаю, что Димка был крепким семьянином. И все у него было как-то… Было бы слишком, если бы он всю семью вывозил кататься на лыжах. Попахивает уже какой-то семьей из рекламы: золотая мама, золотой муж… Но зато он любил охотиться.

Вчера Димка чистил ружье. И оно выстреляло. Он умер. 26 лет.

Вот как тут сказать? Он умер? Или погиб? Или что? Не стало Димки. Чуть толстого и розового.

Так иногда бывает. Когда оказывается, что ты помнишь человека и по-своему дорожишь им. А его раз — и не стало. И вдруг ты понимаешь, что всегда надеялась на то, что он будет жить. То есть как-то неосознанно надеялась. Не думала об этом каждый день, но знала, что он живет и это важно. Оказывается, это было важно для меня, что он жил.

Честное слово, я когда-нибудь заработаю пять тысяч. Димка, я помню про наш уговор.

Пять часов утра.

Тихо-тихо.

И холодно-холодно.

На Васильевском спуске пританцовывает группа товарищей.

Кто-то уже успел сбегать к буфету и погреться. Кто-то топчется и выдувает в кулачки теплый пар.

Чистая как стекло Красная площадь. Почти прозрачная.

И ни одного человека.

В самом начале площади, у здания бывшего музея Ленина, стоит черный ЗИС. Блестящий и абсолютно хрустящий от чистоты. Будто бы он сделан из хрустальной смолы, если такая вообще существует.

За рулем сидит человек в военной форме и фуражке с кокардой, крутит ручку радиоприемника.

А на заднем сидении Берия.

Как живой.

Только если приглядеться (или принюхаться), то понятно, что Берия уже успел сбегать к буфету и погреться.

Поскольку близко не подпускают, то нюхать Берию приходится не каждому. А ты смотришь на эту картину и думаешь. Вот так, несколько десятков лет назад, ровно этот же ЗИС стоял на ровно этом же месте. И точно также били куранты, и точно также было холодно. И в ЗИСе из хрустальной смолы сидел Берия.

Из-за игрушечного собора, который любовно отреставрировали молдаване, встает рассвет. Красоты нереальной. Сначала розовыми красками зацветает, вплетает в себя изумрудное, а потом от чего-то темнеет и становится суровым. Закурил трубами кремлевской ТЭЦ и спохватился: «Вот сколько себя помню, всегда так здесь встаю. Иногда, бывает, замешкаюсь — ну, голубого поддам или там желтых оттенков, а потом думаю: ееептить! Правительственная территория, государственный объект! Тут, внучка, соображать надо, как правильно встать и какой цвет дать. А ты отойди-ка пока, не мешай, а то вон уже солнце прет».

А тут уже кричат: «Пишем дубль, рассвет уходит! Тишина на площадке! Пишем звук! Мотор!»

Куранты будто услышали, заважничали: «БОМ! БОМ! БОМ!..»

Режиссер: «Стоооп… Ждем куранты».

Куранты: «Бом».

Режиссер: «Пишем дубль! Тишина на площадке! Пишем звук! Мотор!»

Церквушка рядом с бывшим музеем Ленина захихикала своими колокольчиками: «Тиль-биль-тиль-биль…»

Режиссер: «СТОООП!..»

Рассвет: «Ну ееептить, вас не дождешься!»

Режиссер: «Начали!»

Где-то вдалеке зазвенели и засплетничали церкви, а по Красной площади уже едет черный ЗИС. Я знаю, хрустальная смола есть. И Берия есть. Он промчался по площади в нахлобученном каракулевом воротнике, мазнул смоляными шинами булыжники, и даже успел окатить холодными взглядом всю съемочную группу. Особенно задержался на буфете. Там грелась массовка. Берия завидовал.

Следующая точка — библиотека имени Ленина. Нет, дождя не было. С неба весь день сыпется влажность. Крупная влажность и мелкая. Вязаные вещи моментально мокнут и повисают грузом, прилипают и колются. Непромокаемые куртки дубеют и хрустят. Выворачиваешь карманы, а оттуда дождь.