— Все еще не могу в это поверить, — проговорила Сэнди, тасуя карты.

Со словами «меня от этих словесных игр с души воротит» Диана уплыла вправо.

Розмари отстранилась от щели. Вот так да! Сэнди тоже на крючке?

Она обернулась — перед ней стоял Энди, поднеся палец к губам.

— Tcc!

У Розмари отвисла челюсть, и он прикрыл ей рот ладонью.

— Я уж было решил, что ты мне поверила. — Он ухмыльнулся и поцеловал ее в нос.

Энди отнял пальцы от ее рта, но руку не опустил — дескать, молчи. Подмигнул, взялся за дверную ручку, потянул на себя, оттесняя дверью мать.

— Дамы, вы не в претензии? Мне на несколько минут понадобится эта комната.

— Зачем? — осведомилась Диана справа.

— Для глубокой медитации. Устраивает такой ответ? Выходите. Всем спасибо.

На нем была черная сутана с такими же узорами, как у других, с капюшоном за плечами и веревочным поясом. Лежащий внизу, в подарочной упаковке, халат от «Салки» был бы здесь неуместен. Что ж, тем меньше причин отдавать его этому самоуверенному и лживому сыну… Сатаны!

— Что ты там делал? — спросила Сэнди, собирая карты.

— Сапоги примерял.

— Ты говорил, мы начнем…

— Начинайте без меня. Я серьезно, приступайте. Эй, Кевин, давай звук! Скажите ему.

Он затворил дверь на сцену, а Розмари прошла в артистическую студию — пригибаясь, глядя на свое отражение, которое в ответ не сводило с нее глаз.

В театрах или на телестудиях помещение зеленого цвета — редкость. А тут все было зелено, не театр, а настоящие джунгли. Визуальный оксюморон. Низкий зеркальный потолок удваивал странность комнаты. Пространство за кулисами было поделено на ярусы. Наверху, совсем рядом, находилась режиссерская с пультами управления осветительной и звуковой системами, виднелись перевернутые отражения всех, кто ходил, сидел или трепался, или чем еще принято заниматься в артистических студиях цвета тропического леса.

Розмари выбрала стул возле дивана, села, выпрямив спину, опустив локти на подлокотники, соединив руки и сплетя пальцы перед грудью. Вытянула ноги в черных слаксах, уперлась в ковер подошвами черных туфель, прижатых друг к дружке.

Энди шел по фойе, и вплотную за ним следовало его отражение в черной облегающей сутане, подпоясанной веревкой. Остановился возле аппарата, заправленного кофе и чаем, и гигантской красной машины с логотипом «Кока-колы».

— Кофе будешь?

Секунду или две Розмари молчала.

— Черный, пожалуйста.

Энди налил кофе, дал красной машине тумака. Внутри щелкнуло.

Он принес матери черный кофе в чашке с клеймом «БД», чайную ложку и пакетик подсластителя. Сел рядом с ней на край дивана, откупорил красную банку. Глотнул.

Розмари поставила чашку на сундук и помешала кофе, глядя на «карты» Сэнди — листочки бумаги для записей размером три на четыре под округлым серебряным пресс-папье.

— Хочешь ответ?

Розмари посмотрела на сына:

— Насчет «жареных мулов»? Улыбаясь, он кивнул:

— Я его нашел с неделю назад.

— Не смей мне говорить! Сама найду. Энди хихикнул:

— Теперь ты у меня на крючке. Берегись, а не то скажу!

Розмари положила ложечку на сундук и выпрямила спину. Держа чашку в обеих руках и глядя вперед, глубоко вздохнула и сделала глоток кофе.

Энди поставил банку с колой на ковер, подальше от своей босой ноги, и наклонился к матери.

— Мне не следовало шутить. Понимаю, ты беспокоишься. Не надо. Я ведь солгал совсем чуть-чуть. Прости. Боялся, что опять тебя перепугаю после такой долгой разлуки. Мама, посмотри на меня. Пожалуйста.

Она повернула голову, посмотрела на него. Энди сказал, не сводя с нее ясных светло-карих глаз:

— То, что здесь происходит, — вовсе не сатанизм. Поверь, я Сатане не поклоняюсь. Это… мишура, я, с нею вырос, и она мне нравится, только и всего. Никаких других вечеринок и праздников я не знал. Тут и колдовства никакого нет, мы не наводим чары, все вполне невинно. На древнюю религию Минни и Романа все это похоже не больше, чем рождественская вечеринка в офисе Роба Паттерсона. Да ты сама послушай. — Он указал кивком.

Началось молитвенное пение — оно исходило из динамика, что выглядывал из зеленого паласа между притолоками дверей в уборные. Звуки накатывали волнами, в них вплетались необычные дрожащие ноты.

— Узнаешь?

Розмари направила на динамик ухо.

— А ты когда-нибудь… участвовала в… Она отрицательно покачала головой:

— Нет. Но слушала. Из чулана через стену. Да ты знаешь.

Энди кивнул и улыбнулся.

— Разница есть… — сказала она.

— Один из старых гимнов. Хэнк пропустил его через компьютер, он увлекается электронной музыкой. Именно это я и имел в виду — псалом записывается на пленку и обрабатывается с помощью электроники. Если воспроизводить вспять, услышишь «Отче наш».