Поворачиваться к ней спиной мне не хотелось, но надо было идти. Если она не собирается нападать здесь и сейчас, то меня ждет Дольф на месте преступления. Пора идти.

— Гретхен, о чем это вы тут беседуете с Анитой?

Это к нам подкрался Жан-Клод. Одет он был — я не шучу! — в черный плащ. Викторианского стиля плащ, с воротником. И цилиндр с шелковой лентой для полноты картины.

Гретхен на него… воззрилась? Другого слова я не подберу. В этом взгляде было такое неприкрытое обожание, такое жалкое и такое человеческое.

— Я хотела видеть мою соперницу.

Я ей не соперница, но вряд ли она в это поверит.

— Я тебе велел ждать снаружи, чтобы ты с ней не встретилась. Ты это знала. — Последние три слова он произнес тяжело, с расстановкой, и они придавили Гретхен, как камни.

Она сжалась:

— Я ничего плохого не хотела ей сделать.

Это была почти ложь, но я ничего не сказала. Можно было бы ему сказать, что Гретхен мне угрожала, но это было как наябедничать. Ей и так многого стоило поймать меня одну. Предупредить меня. Ее любовь к нему была такой откровенной, и я не могла просить его помощи против нее. Глупо, но правда. К тому же я не хотела быть в долгу у Жан-Клода.

— Я вас оставлю, голубки.

— Что она наврала вам о нас? — Его слова прожгли воздух. Я чувствовала, что сама задыхаюсь его гневом. Ну и ну.

Гретхен упала на колени, воздев руки — не чтобы отвести удар, а умоляя, тянясь к нему.

— Прошу тебя, Жан-Клод, я только хотела на нее посмотреть! Увидеть смертную, которая крадет тебя у меня!

Я не хотела этого видеть, но зрелище было — как столкновение машин. Я не могла заставить себя уйти.

— Она ничего не крадет. Я тебя никогда не любил.

Неприкрытая боль поразила ее лицо, и даже под слоем грима оно стало совсем не человеческим. Оно утончилось, кости выступили резче, будто кожа села.

Он схватил ее за руку и грубо поднял на ноги. Пальцы в белых перчатках впились в ее руку выше локтя. Будь она человеком, остались бы синяки.

— Держи себя в руках, женщина! Ты забываешься.

Утончившиеся губы отступили, обнажив клыки. Она зашипела, выдернула руку и закрыла лицо ладонями — почти клешнями. Я видела, как вампиры показывают свою истинную форму, но никогда — случайно, никогда — при всех, где их может увидеть кто угодно.

— Я люблю тебя! — вырвались у нее искаженные и заглушенные слова, но чувство за этими словами было настоящее. Очень… человеческое.

— Скройся с глаз, пока ты нас всех не выдала, — сказал ей Жан-Клод.

Она подняла к свету лицо — уже совсем не человеческое. Бледная кожа светилась внутренним светом, и грим — тон, тени у глаз, помада — плавал над этим светом, будто его больше не принимала кожа. Когда она повернулась, стали заметны кости челюстей под кожей, как тени.

— Мы еще не закончили с тобой, Анита Блейк, — выпали слова из ее клыков.

— Вон отсюда! — эхом раздалось шипение Жан-Клода.

Она бросилась в небо — не прыгнула, не взлетела, — просто ушла вверх. И исчезла в темноте с дуновением ветра.

— Я прошу прощения, ma petite. Я ее услал сюда, чтобы этого не случилось. — Он приблизился в своей элегантной пелерине. Из-за угла вырвался порыв ледяного ветра, и Жан-Клоду пришлось вцепиться в цилиндр, чтобы его не сдуло. Приятно знать, что хотя бы одежда не подчиняется его малейшим капризам.

— Мне пора идти, Жан-Клод. Меня ждет полиция.

— Я не хотел, чтобы это сегодня случилось.

— Вы всегда не хотите, чтобы что-то случилось, Жан-Клод, а оно случается. — Я подняла руку, чтобы предупредить его слова. Они мне сегодня уже надоели. — Мне пора.

Я повернулась и пошла к своей машине. Перейдя обледенелую улицу, я переложила пистолет в кобуру.

— Еще раз прошу прощения, ma petite.

Я обернулась послать его ко всем чертям, но его не было. Фонари отсвечивали на пустом тротуаре. Наверное, Жан-Клоду, как и Гретхен, машина была не нужна.

Как раз перед поворотом на сорок четвертое шоссе справа мелькнули величественно старые дома. Они прячутся за коваными решетками и воротами с охраной. Когда их строили, это был верх элегантности, как и вся округа. Теперь дома стали островком в поднимающемся потопе типовых домов и пацанов с пустыми глазами, стреляющих друг в друга из-за старых кроссовок. Но старые богатства решительно отстаивают свою элегантность, пусть она даже их убьет.

В Фентоне завод Крайслера по-прежнему самый крупный работодатель. Боковая дорога вьется мимо ресторанов быстрой еды и местных мелких предприятий, но шоссе обходит их стороной. Прямое, уходящее вперед и назад не оглядывающееся. Здания Маритца тянутся вдоль хайвея, и крытые переходы там такого размера, что в них можно разместить деловые офисы. Они привлекают внимание, как излишне назойливый кавалер на свидании, но зато мне знакомы названия этих контор, а только о немногих зданиях на сорок четвертом я могу это сказать. Иногда назойливость приносит плоды.