Тут барабанщик отбил дробь. По толпе прошло движение. Кто-то снял с головы колпак; кто-то еще глубже нахлобучил на лоб шляпу. В те времена и в тех краях не составляло особого труда определить политические взгляды человека по его головному убору: в шляпе — роялист, в колпаке — республиканец. Невнятный ропот толпы смолк, все прислушались, и глашатай стал читать дальше:

— «…В силу приказов и полномочий, данных нам, делегатам, Комитетом общественного спасения…»

Снова раздалась барабанная дробь. Глашатай продолжал:

— «…и во исполнение декрета, изданного Конвентом и объявляющего вне закона всех мятежников, захваченных с оружием в руках, и карающего высшею мерой всякого, кто укрывает мятежников или способствует их побегу…»

Какой-то крестьянин вполголоса спросил соседа:

— Что это такое: высшая мера?

И сосед ответил:

— Не знаю.

Глашатай взмахнул бумагой и продолжал:

— «…Согласно статье семнадцатой закона от тридцатого апреля, облекающего неограниченной властью делегатов и их помощников, борющихся с мятежниками, объявляются вне закона лица…»

Он выдержал паузу и продолжал:

— «…имена и клички коих приводятся ниже…»

Все прислушались.

Голос глашатая гремел теперь как гром:

— «…Лантенак, разбойник…»

— Да это наш сеньор, — прошептал кто-то из крестьян.

И по толпе пробежал шепот:

— Наш сеньор!

Глашатай продолжал:

— «…Лантенак, бывший маркиз, разбойник. Иманус, разбойник…»

Двое крестьян исподтишка переглянулись:

— Гуж ле Брюан.

— Да это Синебой!

Глашатай читал дальше:

— «…Гран-Франкер, разбойник…»

Снова раздался шепот:

— Священник.

— Да, господин аббат Тюрмо.

— Приход его тут недалеко, около Шанеля; он священник.

— И разбойник, — добавил какой-то человек в колпаке.

А глашатай читал:

— «…Буануво, разбойник. Два брата Деревянные Копья, разбойники. Узар, разбойник…»

— Это господин де Келен, — пояснил какой-то крестьянин.

— «…Панье, разбойник…»

— Это господин Сефер.

— «…Плас-Нетт, разбойник…»

— Это господин Жамуа.

Глашатай продолжал чтение, не обращая внимания на комментарии слушателей.

— «…Гинуазо, разбойник. Шатенэ, кличка Роби, разбойник…»

Какой-то крестьянин шепнул другому:

— Гинуазо — еще его зовут Белобрысый, а Шатенэ из Сент-Уэна.

— «…Уанар, разбойник…» — выкрикивал глашатай.

В толпе зашумели:

— Он из Рюйе.

— Правильно, это Золотая Ветка.

— У него еще брата убили при Понторсоне.

— Того звали Уанар-Малоньер.

— Хороший был парень, всего девятнадцать минуло.

— А ну, тише! — крикнул глашатай. — Скоро уж конец. «…Бельвинь, разбойник. Ла Мюзет, разбойник. Круши Всех, разбойник. Любовинка, разбойник…»

Какой-то парень подтолкнул девушку локтем под бок. Девушка улыбнулась.

Глашатай заканчивал список:

— «…Зяблик, разбойник. Кот, разбойник…»

Крестьянин в толпе пояснил:

— Это Мулар.

— «…Табуз, разбойник…»

Другой добавил:

— А это Гоффр.

— Их, Гоффров, двое, — заметила женщина.

— Два сапога пара, — буркнул ей в ответ парень.

Глашатай тряхнул бумагой, а барабанщик пробил дробь.

Глашатай продолжал:

— «…Где бы ни были обнаружены все вышепоименованные, после установления их личности они будут немедленно преданы смертной казни…»

По толпе снова прошло движение.

А глашатай дочитал последние строки:

— «…Всякий, кто предоставит им убежище или поможет их бегству, будет предан военно-полевому суду и приговорен к смертной казни. Подписано…»

Толпа затаила дыхание.

— «…подписано: делегат Комитета общественного спасения Симурдэн».

— Священник, — сказал кто-то из крестьян.

— Бывший кюре из Паринье, — подтвердил другой.

А какой-то буржуа заметил:

— Вот вам, пожалуйста, Тюрмо и Симурдэн. Белый священник и синий священник.

— Оба черные, — сказал другой буржуа.

Мэр, стоявший на балкончике, приподнял шляпу и прокричал:

— Да здравствует Республика!

Барабанная дробь известила слушателей, что чтение еще не окончено. И в самом деле, глашатай поднял руку.