Как могло случиться, что человек, не имеющий серьезной научной подготовки, оказавшийся, в результате этого, не в состоянии сказать без ошибки ни одного нового слова в науке и технике, еще при жизни получил мировую известность как выдающийся ученый, теоретик, внесший большой вклад в воздухоплавание, авиацию и космонавтику. И все это не фоне откровенной беспомощности в дирижаблестроении, где его проект не только не получил ни одного положительного отзыва от профессионалов, но и, даже наоборот, все они единодушно указывали на невозможность его практической реализации, а история, этот самый строгий и справедливый судья, убедительно подтвердили это; на фоне несостоятельности проекта аэроплана, от которого он сам же и отказался, и полной неактуальности идеи межпланетных сообщений.

Неужели кого-то могли убедить его работы по астрономии, биологии, физике, сплошь основанные на «догадках» и фантазиях, или его философия – религия, сияющая фейерверком неправдоподобности, представляющая собой какую-то разновидность религиозного сектантства и откровенного мракобесия.

Может быть в лице К.Э. Циолковского общество встретилось со своего рода Остапом Бендером или «продавцом воздуха» в науке?

Ответить на все эти вопросы чрезвычайно трудно, поскольку сам К.Э. Циолковский был человеком не очень простым.

Итак, в бытовом отношении крайне скромный человек. Он никогда и никого ни о чем не просил для себя. Исключения составляли крайне скромные и вполне резонные просьбы о выделении средств на проведение опытов и на публикацию работ.

И в то же время существует и другой К.Э. Циолковский: жесткий, нетерпимый, высокомерный, поставивший сам себя выше не только любого из окружавших его людей, крупнейших ученых, но и выше самого Бога, которого он решил потеснить своей атомистической философией – религией. Он не только не сделал правильных выводов из отрицательных отзывов на его работы специалистов (Федорова, Рыкачева, Жуковского, Ветчинкина и др.), но и, более того, обозначив их всех словом «профессионалы», стал представлять их недалекими, завистливыми, костными. Он писал:

«Мне бы только хотелось избежать предварительного суда специалистов, которые забракуют мои работы, так как они опередили время; также и по общечеловеческой слабости: не признавать ничего оригинального, что так несогласно с воспринятыми и окаменевшими уже мыслями» [160] [с. 430]. А вот еще одно признание: «Отсылать рукописи на суд средних людей я никогда не соглашусь. Мне нужен суд народа. Труды мои попадут к профессионалам и будут отвергнуты или просто затеряются. Заурядные люди, хотя бы и ученые, как показывает история, не могут быть судьями творческих работ» [149] [с. V].

Кого он тут имел ввиду под «профессионалами» и «заурядными» людьми совершенно понятно – это серьезнейшие инженеры и ученые, фамилии которых мы только что перечислили.

В 1963 году в «Новом мире» вышла статья профессора А. Чижевского «Эффект Циолковского», в которой он, в частности, рассказал, что К.Э. Циолковский любил часто повторять изречение Козьмы Пруткова: «Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя» (с. 202). Он им, специалистам, также говорил: «Слепые и глухонемые дурни, вам бы в звериных шкурах ходить…» (с. 202).

А.В. Луначарский неоднократно говорил А. Чижевскому о том, что специалисты по воздухоплаванию давали отрицательные отзывы о работах Циолковского, считая, что он не внес никакого существенного вклада в эту область, слабо разбирается в этом вопросе и недостаточно владеет математикой (с. 201-202).

А. Чижевский, не являясь специалистом в этих вопросах, всячески поддерживал К.Э. Циолковского, создавая ему имидж крупного ученого, помогая ему с публикациями. Он писал о том, что: «Многие авторитеты, да и целые технические учреждения долгие годы писали опровержения на его выводы, саркастически осмеивали его взгляды и его «детски наивные упражнения в математике», его металлические дирижабли и многоступенчатые ракеты» (с. 202).

Профессионалы неизменно давали на его работы отрицательные и остро враждебные отзывы из-за «недостаточной осведомленности Циолковского в рассматриваемом им вопросе» (с. 202).

Однако их мнение он не ставил ни в грош, не имея на по никаких моральных или научных оснований.

Он часто отмечал, что его инвалидность, необразованность («дикость»), незнание жизни становилось серьезной преградой на его пути. Но именно этими своими чертами он умел великолепно пользоваться, хотя и неосознанно, стихийно. Он умел вызывать у окружающих чувство сострадания к себе и добиваться на этой основе своих целей.

Весьма важным моментом в создании имиджа крупного ученого имело то обстоятельство, что он в своих работах не делал ссылок на предшественников и читателям было не понятно где идеи его, а где пересказ чужого.

В работе [151] он писал: «Почему я часто не упоминаю об источниках и не угощаю читателей мудростью энциклопедических словарей? Да потому, что это страшно увеличит размер работ, запутает и утомит читателя, заставит бросить книгу.

…Множество имен, мнений и дат мешает главному – усвоению истины. Дело специалистов и исторических наук давать эти даты, имена и их противоречивые мнения» [151] [с. 1].