Смерть…

Вадим опустил глаза. На руке розоватые разводы, быстро сохнущие в коричневые.

Кровь…

Сегодня он уже насмотрелся на кровь и на покойников.

Это что же… Ему тоже придётся убивать?

Он надел очки (товарный знак — "очки от Чёрного Кира"). Окружающий мир почти не изменился. Только стал прозрачнее. Туманная муть, особенно видная в пушистом одуванчике автоматически включённого фонаря, немного поредела.

Или эта ясность — плод его ума, настроенного на обязательные изменения?

Но что голове полегчало — это точно. Тяжесть, как знал Вадим по давнему опыту, предшествующая головной боли, пропала начисто. Он осторожно покачал головой и облегчённо вздохнул. Привычного болезненного толчка в виски не последовало.

Похлопать Ниро по холке и быстро зашагать вперёд — действия решительного человека, подумал Вадим, настороженно оглядываясь по сторонам. Никто бы из прохожих и не подумал, глядя на него, что голова его скоро взорвётся от непосильной натуги собрать воедино всё, о чём сегодня довелось узнать. Однако связать вместе обрывочную информацию — это ещё не всё. В неё, в эту информацию, надо ещё поверить.

А как поверить, что в нём сидит некий Зверь, который в любое мгновение может пожелать вырваться на волю, в процессе чего вскипают мозги Вадима, а глаза плачут кровавыми слезами? И смирить Зверя, удержать его на месте может такая мелочь, как чёрные очки?.. Но Зверь есть. И доказательством тому не только яростная боль, не только слова Чёрного Кира, что он, Кирилл, и Шептун боятся его. Нет, доказательство тому — подспудное, подсознательное ощущение, что о Звере он знал всегда… Или это новое убеждение всего лишь внушение самому себе? Психическая самозащита?

Ну, ладно, Зверь. Здесь и правда можно убедить себя в чём угодно, раз есть подтверждение физической болью ("Ты с ума сошёл! Значит, в Зверя ты поверил безоговорочно?!"). А как поверить собственным глазам, которые передают мозгу сигнал, что видят нечто невероятное: голову-маятник в руках солидного прохожего или безголовый, но ходячий труп? Видят насекомое, размеры которого — элемент каждого второго фантастического фильма?

Бедняги мозги. Вадим понадеялся, что люди, которые должны передать ему оружие, более внятно объяснят происходящее… Одна эта мысль — и он невольно ускорил шаг.

12.

От одной остановки до другой — бесконечные десять минут плывущего пространства. Наверное, виновата туманная дымка. Косматые мглистые волны, казалось, предпочитали именно дорогу и покачивались на ней, двигаясь, как и Вадим, к центру. Пара автобусов проплыла во мгле, приглушённо и безнадёжно урча моторами. Они, видимо, забрали со следующей остановки перепуганных пассажиров с опрокинутого троллейбуса, поскольку на остановке каменела лишь одна фигура, да и та, не успел Вадим приблизиться, проголосовала "маршрутке" и юркнула в безопасное машинное нутро.

Сам машинально определив — "безопасное", Вадим как-то сразу представил, что "маршрутка" вдруг оживает и перемалывает несчастного пассажира клыками, мгновенно выросшими из стен, потолка и пола.

"Опять ужастики, — невольно поёжился Вадим. — Прекрати".

Прекратить было трудно. Особенно при уверенности, что на тебя смотрят со всех сторон. И не просто смотрят — злобно сверлят глазами точку между лопатками, отчего хочется постоянно выгибать спину. "Ёжик в тумане. Только туман какой-то нехарактерный. Да ещё эта страшная жара". Тело подтвердило: "Да, жара", и струйка пота ехидно съехала по позвоночнику, застряв на поясе штанов.

Под крышу остановки он зашёл с одной целью — уменьшить давление на спину невидимых взглядов и разглядеть этих глазастых. Увидеть, конечно, ничего не увидел, но немедленно почувствовал себя мухой, пришпиленной к коллекционной картонке. Даже Ниро что-то ощутил, заворчал как-то несовместимо грозно и жалобно.

Растерянность сковала тело, а холодный ужас — голову, когда Вадим понял: он пришпилен настолько, что не в силах сделать даже шага. Ниро уже выл, когда Вадим увидел, что поднимает руку. Ужас взвился паникой: "Я не поднимаю руку! Я не хочу её поднимать! Я не чувствую, как она поднимается!" Он прижался мокрой от пота спиной к нагретой поверхности навеса и отрешённо, бессмысленно следил, как собственные полусогнутые пальцы медленно появляются на уровне его же глаз, твердеют и начинают движение к глазам. Они приближаются неторопливо, и он уже несколько раз в воображении проиграл их последний рывок, так хорошо усвоенный по всем боевикам-ужастикам: пальцы распрямляются и вонзаются в глаза!

Пальцы ухватились за дужку очков и рванули их с лица.

Ниро судорожно вздохнул.

Ощущение взглядов — длинных острых игл — исчезло.

Испугались его глаз, так заботливо зашторенных было Чёрным Киром?

Кто?

Ответа на ненужный вопрос "почему?" Вадим не искал. Если кого и боялись, так пресловутого Зверя… Но… Он нашарил в верхнем левом кармане круглое зеркальце. "Хорош мой щит против Медузы Горгоны", — мельком подумал он и уставился в собственные глаза. Ничего особенного: запавшие от усталости, слегка красноватые от пережитого…