— Что ж, наставник, вы в самом деле оказались в неприятной ситуации.

«В весьма опасной».

Маровия поднялся и неторопливо прошелся по комнате.

— Предположим на мгновение, что вы действительно пришли ко мне за помощью, а не для того, чтобы ввести меня в заблуждение. Архилектор Сульт может стать для вас очень большой проблемой. Это пугающая одержимость — настаивать на таких вопросах именно сейчас.

«Я не стану возражать».

— Если бы вы добыли серьезное доказательство, я бы, конечно, не удержался и представил его королю. Но я не могу предпринимать что-то против члена Закрытого совета, тем более архилектора, без веских доказательств. Подписанное признание было бы лучше всего.

— Подписанное признание Сульта? — пробормотал Глокта.

— Такой документ стал бы решением проблемы для нас обоих. Сульт исчезнет, а банкиры утратят влияние на вас. Гурки, правда, так и останутся под стенами, но нельзя получить все и сразу.

— Подписанное признание архилектора…

«Может быть, заодно и луну с неба?»

— Нужно столкнуть большой камень, чтобы начался обвал — например, признание кого-то очень близкого к нему. Ведь вы мастер по этой части. — Верховный судья уставился на Глокту из-под насупленных бровей. — Или у меня неверная информация?

— Я не могу слепить доказательства из воздуха, ваша честь.

— Тот, кто заблудился в пустыне, должен пользоваться теми возможностями, какие ему предлагают, как бы скудны они ни были. Найдите доказательство и принесите его мне. Тогда я смогу действовать, но не ранее. Вы знаете, что я не стану рисковать из-за вас. Трудно доверять человеку, который выбрал себе хозяина, а потом переметнулся к другому.

— Выбрал? — Глокта почувствовал, как у него снова задергалось веко. — Если вы думаете, что я выбирал хоть какую-то часть из этого жалкого подобия жизни, которое видите перед собой, вы очень ошибаетесь. Я выбирал славу и успех. Но в коробке оказалось не то, что написано на крышке.

— Мир полон трагедий. — Маровия подошел к окну и повернулся к Глокте спиной, глядя на темнеющее небо. — Особенно сейчас. Вы вряд ли могли ожидать иного от человека с моим опытом. Желаю вам хорошего дня.

«Дальнейшие объяснения бессмысленны».

Глокта наклонился вперед, болезненно напрягся, чтобы подняться, опираясь на трость, и захромал к двери.

«Но тоненький лучик надежды прокрался в сырую темницу моего отчаяния… Мне надо всего лишь получить признание в предательстве от главы инквизиции его величества».

— Наставник!

«Почему никто не заканчивает свою речь до того, как я встану?»

Глокта повернулся, спина у него ныла от боли.

— Если кто-то из вашего окружения склонен болтать, вам надо заткнуть его. Немедленно. Только дурак может надеяться вытравить измену из Закрытого совета, не срезав сорняки на собственной лужайке.

— О моем садике вам нет нужды беспокоиться, ваша честь. — Глокта одарил верховного судью самой безобразной улыбкой, на какую был способен. — Я немедленно заточу ножницы.

Адуя горела.

Два самых западных квартала, Три Фермы на юго-западном конце города и Арки, расположенные севернее, были искромсаны черными пробоинами. Дым поднимался в небо — огромные столбы, озаренные блекло-оранжевым огнем у основания. Они растягивались маслянистыми пятнами, прохладный ветер тащил их за собой на запад, набрасывая мутную завесу на заходящее солнце.

Джезаль смотрел на это в торжественном молчании, беспомощно сжав кулаки на парапете Цепной башни. Здесь не слышалось ни звука, только ветер что-то невнятно нашептывал на ухо и издалека время от времени доносились слабые отзвуки сражения. Боевой клич, стоны раненых, а может быть, всего лишь крик морской птицы на ветру. В миг слабости Джезалю захотелось самому стать такой же птицей и слететь с башни, промчаться над гуркскими дозорными, подальше от этого кошмара. Но сбежать не так-то просто.

— Стена Казамира впервые была серьезно повреждена три дня назад, — монотонно объяснял, словно жужжал, маршал Варуз. — Мы отбили первые две атаки и удержали Три Фермы той ночью, но на следующий день появилась новая брешь, а потом еще одна. Этот чертов зажигательный порох путает нам все карты. Стену, которая могла бы простоять неделю, с его помощью можно снести за час.

— Кхалюль всегда любил колдовать над колбами и порошками, — пробормотал Байяз, хотя это ничего не меняло.

— Они ворвались в район Трех Ферм ночью и вскоре достигли ворот в квартал Арки. С того момента вся западная часть города превратилась в поле сражения.

Таверна, в которой Джезаль когда-то отмечал свою победу над Филио, находилась как раз в том квартале. Таверна, в которой он сидел вместе с Вестом и Челенгормом, Каспой и Бринтом до того, как его друзья отправились на Север, а он — в Старую империю. Подожгли ли гурки это здание? Возможно, от него остался только почерневший остов.

— Мы сражаемся врукопашную на улицах днем и устраиваем вылазки, как только стемнеет, каждую ночь. Ни единый клочок земли не отдали без того, чтобы обильно полить его гуркской кровью.