Все эти мысли разбудили во мне большое желание посмотреться в зеркало. Надо увидеть свою физиономию наяву, картинка из памяти, как-то меня не впечатлила. Поэтому я задал вопрос, совершенно не относящийся к теме доклада:

– Слушай, Наиль, а у тебя, случайно, нет зеркала?

В совершеннейшем недоумении тот, вытараща глаза, ответил:

– Нет, все личные вещи сдал старшине в обоз.

Следующий вопрос погрузил его в полную прострацию:

– Асаенов, а ты, случайно, не из Ченгисов?

Он нервно сглотнул и, уже заикаясь, переспросил?

– И-и-из, каких э-это че-чен-нгизов? М-м-моя и-из с-семьи б-б-бедного крестьянина. М-м-мы в п-первой д-десят-тке з-з-записались в к-колхоз.

– Да я не про твой сраный колхоз. Может быть, в твоей семье передавалось из поколения в поколение, что твой пра-пра-прадедушка, был Чингисханом. Говорят, он был такой же рыжий, как ты.

Наиль несколько взбодрился, немного подумал и ответил:

– Да нет, никто про это не говорил. Сами подумайте, если бы я был потомком такого великого человека, то разве служил бы сейчас рядовым. Наверняка, стал бы генералом и сидел в тёплом штабе, смотрел на карты, а ординарец подносил бы мне горячий чай.

В его голосе слышалась явная тоска по теплу и домашнему уюту, которые были так далеко от нас. Но он преодолел эту секундную слабость и, уже другим голосом, спросил:

– Товарищ лейтенант, может быть вам в госпиталь надо? Наверное, пуля здорово шандарахнула по голове и у вас контузия. Давайте я отведу вас к нашему фельдшеру.

Я, проигнорировав этот недвусмысленный намёк, продолжал вводить его своими фразами в ступор:

– Слушай, Асаенов, а какое тебе прозвище в отделении дали?

Наиль, уже не думая, механически ответил:

– Оса. А что?

– Нет, насекомое, тебе не подходит, слишком ты здоровый. Наверное, они взяли первые буквы твоей фамилии, переделав А, на О. Я придумал тебе, новую боевую кличку - Шерхан. Слышишь, как она грозно звучит. Как только чухонцы услышат - Шерхан, вперёд,- то вмиг разбегутся по своим чумам.

Наиль тем же равнодушным голосом ответил:

– Да мне всё равно, как будут звать, лишь бы комот поменьше дрючил.

Потом подумал и добавил:

– Чем бы начальство ни тешилось, лишь бы отдохнуть давало. А всё-таки, товарищ лейтенант, почему Шерхан и что это такое?

– Э-э-э, Наиль! Это повелитель тигров, о нём писал великий английский писатель Киплинг. К тому же, тебе очень подходит второй слог этого имени - хан. Но, сам понимаешь, по политическим соображениям нельзя употреблять это слово. Оно характеризует верхушку эксплуататорского класса, а задача нашей партии - их всех к ногтю. А Шерхан, это политически грамотное имя, книги Киплинга сам товарищ Сталин одобряет.

Весь этот наш трёп оборвал выкрик Перминова:

– Товарищ лейтенант, там по моемому, старший политрук с Кузей к нам едут. Сейчас комиссар начнёт всем вправлять мозги. Может быть, мне пока оттащить труп Сидоркина в тыл? Нужно самим похоронить Сидора, а не оставлять его похоронной команде. По-людски надо с ним проститься. Жалко мужика, хороший он был человек - правильный.

Первым делом, я посмотрел в сторону нашего тыла, для этого мне пришлось, руками упираясь в плечи Наиля, усадить его на корточки. Своей мощной фигурой он загораживал всю перспективу. Стоял он почти вплотную ко мне, и тоже старался спрятаться за дерево, на которое я опирался спиной. Отодвигать его в сторону или самому выходить на открытое пространство - значит, попасть в прицел к финскому снайперу. А предыдущий опыт показал, чем это чревато.

Когда я заставил пригнуться Асаенова, то увидел метрах в ста две фигуры. Одна легко и свободно катила на лыжах, лихо объезжая попадающиеся на пути деревца:

– Командир второго отделения, Серёга Кузнецов, - тут же сообщило моё подсознание, - во взводе его все зовут Кузя.

Второго человека я тоже узнал по полученному ранее яркому образу, единственным дополнением, выданным мне внутренним голосом, было:

– Каневский, не любит, чтобы к нему обращались как к старшему политруку, очень любит, когда его называют комиссар. Перечить ему или что-то доказывать не надо, всё равно не поймёт, а только разозлится. Очень любит читать нотации, поучать, показывая тем самым, что он тут самый умный и политически грамотный. Просто - наместник ЦК в нашем убогом обществе.

Несмотря на его самомнение, что он прекрасный боец и великий, правда, не признанный, стратег, на лыжах политрук смотрелся очень смешно. Ехал еле-еле, постоянно теряя равновесие. Он был раза в два толще Кузи, и вообще, в белом маскхалате, на лыжах, с биноклем на груди, он смотрелся очень нелепо и чуждо. Я ещё подумал, что таким - самое место в каком-нибудь музее абсурда и уж никак им нельзя доверять судьбы и жизни других людей.

Прикинув, что такими темпами, как двигается Наум Лейбович, им добираться до нас ещё минут пять, я посмотрел в сторону Перминова. Он, к этому времени, уже перевернул тело Сидоркина и оголил его грудь, которая вся была залита кровью. Снял он с него и ружьё с патронной сумкой и положил их прямо в снег, недалеко от себя.