Когда они друг за другом поднимались на крыльцо, начал накрапывать дождик. Первым через высокий порог перешагнул Вил. Бириней придержал дверь и пропустил притихших девушек вперед.

Попасть с промозглой улицы в тепло натопленную залу, где вкусные запахи из печей смешивались с ароматными парами крока, едкого дыма и множества далеко не свежих мужских тел, было и удовольствием, и мукой одновременно. Хотя среди развалившихся за столами посетителей Орелия безошибочно угадала нескольких далеко не трезвых женщин, мужчины здесь заметно преобладали. Ни на что иное она, разумеется, и не могла рассчитывать, когда соглашалась. На то и таверны, чтобы простому люду было хорошо — до, во время и после трудового дня. Эдели по тавернам если и ходили, то едва ли их там удалось бы признать: считалось, что существуют развлечения более утонченные, более подходящие их высокому положению среди вабонов. Например, те же эфен’моты, будь они неладны с их показной веселостью и традиционным однообразием. Ни поесть толком, что было не столько важно ей, сколько Аноре, ни поболтать как следует. А напиться, если есть желание, можно всюду.

У дверей их никто не встретил. Вся обслуга суетилась вокруг занятых столов. Биринея это обстоятельство, по-видимому, ничуть не смутило.

— Не туда, — окликнул он ушедшего вперед Вила, осторожно положил руку на плечо Орелии и увлек невольно подчинившуюся спутницу вбок от входа, туда, где все еще свободный стол, рассчитанный на шестерых, помещался как раз под распахнутым на рыночную площадь окном. — Устраивайтесь, я пока кого-нибудь позову, — и преспокойно удалился в глубь зала.

Орелия примостилась на лавке у самого окна. Если что, всегда можно будет удрать, решила она. Анора собралась было сесть рядом, но встретилась с умоляющим взглядом подруги и расположилась на лавке напротив. Возле нее осторожно опустился Вил.

— Бирини тут знает хорошо, — заметно повеселев, сообщил он притихшим подругам. — Бирини — славный башка.

Анора невольно прыснула и глянула на Орелию. Та смотрела в окно на дождь.

— Почему вы назвали меня женой? — смело пошла в атаку девушка. — За такие шутки можно и схлопотать!

Было заметно, как Вил пытается разобраться в сказанном. При этом он любовался собеседницей так откровенно восторженно, с такой радостью ощущал ее близость, что мог бы растопить сердце любой неприступной красавицы. Что уж тут говорить об Аноре. Орелия с любопытством покосилась на них.

— Я — му-уж, — как-то протяжно, но почти чисто произнес Вил. — Твой мууж. Ты мой жена. Я тебе люб.

— Вы мне или я вам? — сразу же стала уточнять Анора. — Потому что я вас никогда раньше не видела. Даже во сне. Тем более во сне. Орелия, а ты что молчишь? Я тут уже сама не знаю, какую чушь порю!

— Ничего, ничего, — отозвалась Орелия, наблюдая за тем, как двое фолдитов пытаются поставить на колеса опрокинувшуюся повозку с намокающими тюками сена. — Вы очень даже неплохо смотритесь.

— Сейчас к нам подойдут. — Бириней деловито подсел к Орелии и поставил перед девушками большущие кружки. — Вишневый сок.

Откуда он знает, что я люблю именно вишневый, промелькнуло в голове у Орелии.

— Она пить яблоко и мокровь, — уверенно сказал Вил.

— И вишневый сгодится, — не позволила ему отобрать у себя кружку Анора. — Спасибо, — она сделала маленький глоток и поперхнулась. — Он сказал «яблоко и морковь»?

— «Мокровь», — поправила Орелия.

— Но я ведь действительно дома всегда прошу, чтобы мне смешивали морковь с яблоком…

Вил радостно закивал. Орелия уже не помнила наверняка, любила ли она вишневый сок всегда или полюбила только что.

— На то и мы, чтобы угадывать вкусы женщин, — даже чересчур изящно для такого места выразился Бириней, следя за взглядом соседки. — Сегодня им сено уже не продать.

— Что?

— Сено, говорю, не продать сегодня этим беднягам. Кому нужно мокрое сено, когда и сухого целая прорва.

— Мокрое можно высушить, между прочим.

— Не все мокрое можно высушить так просто.

Куда он клонит, вздрогнула Орелия. С того момента, как они вошли в «Бехему», она ждала всякого подвоха. Даже вспомнила на всякий случай несколько весьма действенных приемов, которым ее обучали в Айтен’гарде. «Седина в бороде — жди подвоха везде», вспомнилась ей слышанная еще в детстве поговорка.

— Вы обещали мне что-то рассказать. Я жду.

— Не все сразу, миси Орелия, — взгляд его больших серых глаз снова сделался чуть насмешливым. — Мы еще недостаточно знакомы, чтобы я вам вот так сразу открылся. На все требуется время.

— «Вот так»? «Открылся»? О чем это вы? — Она смотрела прямо на него и старалась изобразить на лице неподдельную злость. — Кажется, я не давала вам повода считать меня легковерной дурочкой. Вы либо рассказываете мне сейчас все, что знаете…

— Либо что?

— Либо то, что вон уже несут ваш завтрак, — раздраженно закончила она, тем более что тяжелый поднос находился в руках на редкость хорошенькой служанки.

Яйца, тонкие, хорошо прожаренные мясные стружки, пышные сдобные булочки, две головки пахучего сыра, две кружки крока, большая миска с овощами — все это в мгновение ока оказалось перед ними на столе, хотя Орелия поначалу не заметила ничего, кроме вызывающего выреза на узком лифе девушки, в котором соблазнительно колыхались не менее пышные булочки иного свойства. Тэвил, с каких таких пор она научилась ревновать?! Самое это понятие она всегда знала разве что с чужих слов, и вот на тебе…