Шрифт:
Францисканец слушал, не подавая признаков жизни.
— Это все? — спросил он.
— В мои планы входит европейская революция, — добавил барон.
— Хорошо, господин Востпур. Вы получите ответ; возвращайтесь к себе и через четверть часа уезжайте из Фонтенбло.
Барон вышел, пятясь назад, с таким подобострастным видом, точно он откланивался самому императору, которого собирался предать.
— Это не тайна, — прошептал францисканец, — это заговор… Впрочем, — прибавил он после минутного размышления, — будущность Европы теперь не зависит от австрийского двора.
И красным карандашом, который был у него в руке, он вычеркнул из списка имя барона фон Востпура.
— Теперь очередь кардинала, — продолжал он, — со стороны Испании мы имеем, конечно, нечто более серьезное.
Подняв глаза, он увидел духовника, который, как школьник, покорно ждал его распоряжений.
— А-а! — сказал он, заметив эту покорность. — Вы говорили с хозяином?
— Да, монсеньор, и с врачом.
— С Гризаром?
— Да.
— Значит, он вернулся?
— Он ждет с обещанным лекарством.
— Хорошо, если понадобится, я позову его; теперь вы понимаете всю важность моей исповеди, не правда ли?
— Да, монсеньор.
— В таком случае пригласите испанского кардинала Херебиа. И поскорее. Так как вы теперь знаете, в чем дело, то на этот раз останетесь здесь, потому что по временам мне делается дурно.
— Не позвать ли доктора?
— Нет еще, подождите… Только испанского кардинала… Ступайте!
Через пять минут вошел кардинал, бледный и встревоженный.
— Мне сказали, монсеньор… — пролепетал кардинал.
— К делу! — глухим голосом произнес францисканец.
И он показал кардиналу письмо, которое тот написал в Большой Совет.
— Это ваш почерк? — спросил он.
— Да, но…
— А ваше приглашение?
Кардинал колебался с ответом. Его пурпур был возмущен власяницей бедного францисканца.
Умирающий протянул руку и показал кольцо. Кольцо произвело свое действие, которое было тем сильнее, чем выше был ранг того лица, к которому обращался францисканец.
— Тайну, тайну, скорее! — потребовал больной. Говоря это, он опирался на руку своего духовника.
— Coram isti? 8 — с беспокойством спросил кардинал.
— Говорите по-испански, — приказал францисканец, проявляя самое живое внимание.
— Вам известно, монсеньор, — продолжал по-кастильски кардинал, — что, согласно условиям брака инфанты с королем французским, упомянутая инфанта, так же как и король Людовик, отказалась от всяких притязаний на владения испанской короны?
8
В его присутствии? (лат.).
Францисканец кивнул утвердительно.
— Отсюда следует, — излагал кардинал, — что мир и союз между двумя королевствами зависит от соблюдения этой статьи договора.
Францисканец снова кивнул.
— Не только Франция и Испания, — сказал кардинал, — но и вся Европа будет потрясена, если одна из сторон нарушит договор.
Снова утвердительный знак со стороны больного.
— Таким образом, — заключил кардинал, — человек, способный предвидеть события и ясно различать то, что лишь как туманное видение мелькает в сознании обычных людей, то есть мысль о грядущих благах или бедствиях, — такой человек предохранит мир от величайшей катастрофы. Можно будет обратить на пользу ордена события, угаданные тем человеком, который их подготовляет.
— Pronto! Pronto! 9 — торопил его францисканец, бледнея все более.
Кардинал наклонился к самому уху умирающего.
— Монсеньор, — сказал он, — мне известно, что французский король решил при первом же предлоге, каковым может послужить, например, смерть испанского короля или же брата инфанты, с оружием в руках потребовать от лица Франции наследства, и в моем распоряжении есть подробно разработанный политический план Людовика Четырнадцатого на этот счет.
9
Скорее! (исп.).
— Где этот план? — спросил францисканец.
— Вот он, — ответил кардинал.
— Чьей рукой он написан?
— Моей.
— Это все, что вы хотели сообщить?
— Мне кажется, монсеньор, я сообщил достаточно, — отвечал кардинал.
— Это правда, вы оказали ордену большую услугу. Но каким путем вы раздобыли эти подробности, с помощью которых вы составили этот план?
— Слуги французского короля у меня на жалованье и передают мне обрывки бумаг, уцелевших в камине.