Шрифт:
При въезде в город король и принцесса были встречены дружными криками толпы. Принцесса поспешила к супругу. Она инстинктивно понимала, что принц слишком долго не принимал участия в общем веселье. Король отправился к королевам; он сознавал свою обязанность вознаградить их или по крайней мере одну из них за свое отсутствие.
Но принц не принял супругу. Ей сказали, что он спит. Короля встретила не улыбающаяся Мария-Терезия, а Анна Австрийская, вышедшая в галерею; она взяла его за руку и увела к себе.
О чем они говорил или, лучше сказать, что королева-мать говорила Людовику XIV, — этого никто никогда на узнал; об этом можно было только догадываться по расстроенному лицу короля, когда он вышел от матери.
Но наша задача все истолковать и сообщить наши толкования читателю, и мы не выполнили бы этой задачи, если бы читатель не узнал ничего о содержании этой беседы. Все это мы помещаем в следующей главе.
XVIII. Охота за бабочками
Король, придя к себе, чтоб отдать кое-какие приказания да кстати и собраться с мыслями, нашел на туалете записку, написанную, по-видимому, измененным почерком.
Он вскрыл ее и прочел:
«Приходите поскорее, мне надо очень многое сказать вам».
Король и принцесса расстались так недавно, что трудно было понять, как «многое» успело накопиться после того «многого», что они сказали друг другу по дороге из Вальвена в Фонтенбло.
Торопливый почерк записочки заставил короля призадуматься. Он слегка оправил свой костюм и пошел к принцессе.
Принцесса, не желая показать, что ждет его, вышла со своими дамами в сад.
Узнав, что принцесса отправилась на прогулку, король подозвал находившихся поблизости придворных и пригласил их с собой.
Принцесса устроила охоту на бабочек на просторной лужайке, окаймленной гелиотропами и дроком. Она смотрела, как бегали ее молоденькие быстроногие фрейлины, а сама с нетерпением ждала короля.
Скрип шагов по песку заставил ее обернуться. Людовик XIV был без шляпы; взмахом трости он сшиб бабочку, которую поднял с травы шедший с ним де Сент-Эньян.
— Видите, принцесса, я тоже охочусь за бабочками, — сказал он, подходя. — Господа, — прибавил он, оборачиваясь к своей свите, — займитесь охотой и принесите добычу своим дамам.
Это значило — отойдите от нас подальше.
Забавно было видеть, как старые, почтенные вельможи, давно забывшие о стройности и изяществе, принялись бегать за бабочками, теряя шляпы и колотя тростями кусты мирта и дрока, точно они сражались с испанцами.
Король подал руку принцессе и проводил ее в открытую беседочку, что-то вроде хижины, задуманной робким гением какого-то неведомого мастера, который положил начало причудливому и фантастическому в суровом стиле тогдашнего садоводческого искусства.
Этот навес, украшенный вьющимися розами и настурцией, возвышался над скамьей без спинки и был поставлен так, что сидевшие под ним, находясь посреди лужайки, видели все вокруг и были видны со всех сторон, но слышать их не мог никто, ибо непрошеный свидетель, только собравшись приблизиться и подслушать разговор, сразу оказывался на виду у сидевших.
Король знаками приветствовал и поощрял отсюда охотников. Насаживая бабочку на золотую булавку и как будто разговаривая о ней с принцессой, он начал:
— Кажется, здесь можно побеседовать без помехи.
— Да, государь, мне надо было поговорить с вами с глазу на глаз, но на виду у всех.
— И мне тоже, — сказал Людовик.
— Вас удивила моя записка?
— Ужаснула! Но то, что я хочу вам сказать, гораздо важнее.
— Едва ли! Вы знаете, что принц запер передо мною дверь?
— Перед вами! Почему же?
— Вы не догадываетесь?
— Ах, принцесса, нам, кажется, надо сказать друг другу одно и то же.
— А что же с вами случилось?
— Вернувшись домой, я встретил мать, и она увела меня к себе.
— О, королеву-мать!.. Это весьма серьезно, — с беспокойством проговорила принцесса.
— Я думаю! Вот что она мне сказала… Только позвольте мне начать с небольшого предисловия.
— Я вас слушаю, государь.
— Принц говорил вам что-нибудь обо мне?
— Часто.
— А о своей ревности?
— О, еще чаще!
— О ревности ко мне?