Первая из них состоялась 2–6 января 1941 г., всего на месяц позже германских игр, на которых обкатывался предварительный план агрессии против Советского Союза. Но игра в Москве имела совсем иную направленность. «Боевые действия» на ней разыгрывались на северо-западном направлении в соответствии со вторым вариантом недавно утвержденного оперативного плана. Силами «восточных» руководил командующий войсками ЗапОВО генерал-полковник танковых войск Д. Г. Павлов, а противостоявшими им «западными» — командующий войсками КОВО генерал армии Г.К. Жуков. В составе войск сторон в полосе шириной 660 км с обеих сторон «сражались» 92 стрелковые (пехотные), 4 кавалерийские, 6 моторизованных и 12 танковых дивизий, 26 танковых и механизированных бригад, свыше 17,8 тыс. орудий и минометов, более 12,3 тыс. танков, около девяти тысяч самолетов.

На второй игре, проведенной с 8 по 11 января, отрабатывался основной вариант оперативного плана. По составу привлекаемых войск и территории, на которой «действовали» войска, эта игра намного превосходила первую. В полосе шириной около полутора тысяч километров были задействованы 181 стрелковая, 10 кавалерийских, 7 моторизованных и 15 танковых дивизий, 22 танковые и механизированные бригады, около 29 тыс. орудий и минометов, свыше 12,1 тыс. танков, более 10,2 тыс. самолетов. На этот раз Г.К. Жуков командовал войсками «восточных», а «западных» возглавили Д.Г. Павлов и командующий войсками ПрибОВО генерал-лейтенант Ф.И. Кузнецов [438].

Согласно исходным данным, нападение летом 1941 г. в обоих случаях совершили «западные», но действия по отражению «агрессии» на играх не отрабатывались вовсе. Больше того, начальный период войны был полностью проигнорирован. Условный сценарий конфликта предполагал, что за первые неделю-две боевых действий «западные» совместно с их союзниками, не завершив развертывания, осуществили нападение на «восточных» и сумели продвинуться в глубь их территории на 50-120 км. Затем «восточные» наносили мощные контрудары и отбрасывали войска «западных» в исходное положение или даже переносили боевые действия на вражескую землю. Для этого создавалось значительное общее количественное превосходство «восточных» над «западными»: по танкам в первой игре — в два с половиной раза, во второй — в три, по самолетам, соответственно, в 1,7 и 1,3 раза.

Признавая оборону закономерным способом ведения военных действий, командование Красной Армии разработке теории и практике ведения оборонительных действий в стратегическом масштабе уделяло неправомерно мало внимания. С учетом соотношения сил и средств Германии и СССР отразить первый удар противника и ликвидировать достигнутые им успехи предполагалось в любом случае, словно по мановению волшебной палочки. И только с этого момента, собственно, и начинался в обеих играх розыгрыш «боевых действий», посвященных уже отработке наступательных операций «восточных».

Таким образом, игры, вопреки расхожему мнению, не имели ничего общего с реальными проблемами, которые пришлось решать Красной Армии и ее командованию в начальный период Великой Отечественной войны. Основной изъян разрабатываемых планов заключался в том, что все они исходили из возможности угрожаемого периода. Предусмотренный ими ввод в действие планов прикрытия госграницы с целью обеспечения развертывания главных сил намечался в день объявления мобилизации или с началом войны. К сожалению, подтвердилось известное выражение, что «генералы всегда готовятся к прошедшей войне». И не только генералы, как оказалось, но и политики.

Результаты, достигнутые в ходе игр, имели далеко идущие последствия. Прежде всего выяснилось, что наступление на Восточную Пруссию с ее сложными условиями местности, а главное, из-за возведенных там мощных линий укреплений, насыщенных большим количеством стационарных огневых сооружений, сулило мало перспектив. Подкреплял это мнение и недавний печальный опыт прорыва «линии Маннергейма». В противовес этому шансы на успех на юге расценивались значительно выше. В результате был сделан вывод, что нанесение главного удара на юго-западном стратегическом направлении при одновременном сковывании противника путем частных операций на северо-западе и в Румынии позволит решить несколько ключевых стратегических задач и обеспечит дальнейшие успешные действия Красной Армии.

Подводя итоги совещания высшего руководящего состава РККА, нарком Тимошенко 31 декабря 1940 г. отметил, что в ходе его обсуждались новые злободневные и проблемные вопросы военного искусства. В обстановке «смелой индивидуальной и коллективной творческой деятельности, являющейся базой военной науки и военного искусства, ‹…› мы начинаем создавать новые основы, новые предпосылки для дальнейшего роста нашей Красной Армии». Нарком не мог обойтись без славословий в адрес вождя: «мы «‹…› углубляем и расширяем ту перестройку в Красной Армии, которую стали осуществлять по директиве товарища Сталина полгода тому назад. ‹…›Мы начали по-настоящему выполнять указания товарища Сталина о поднятии военно-идеологического уровня наших командных кадров и положили начало созданию своей собственной военной идеологии» (выделено нами. — Авт.).

Заметим, что автократия, как правило, не совместима с подлинной наукой. Как тут не вспомнить Жомини, который обосновал и применил «принцип духовной независимости военного теоретика и историка, способность смело высказывать монарху свои рекомендации. Подлинный ученый свободен от гнева и пристрастий». «Я не знаю ни одного другого более независимого исследователя, кроме Жомини», — писал один из последователей генерала. По оценке Свечина, Жомини был «интернационалистом» — в том смысле, что военная теория не может быть разработана в узких рамках одной нации.