– Вот именно – «вроде»! – Невысокий пухлый человек в тугом зеленом мундире многозначительно поднял палец. – Я ему сказал приказ принести о назначении Заикина исполняющим обязанности заведующего. Или пусть ордер Котовский лично подпишет, как закон требует. В чем я не прав? Ведь мы правоведы!

– Ну, ты даешь! – искренне восхитился Курбатов. Вскоре он засобирался: дела не ждут. На прощание бросил:

– Да, кстати… А Зафиру скажи, пусть прессует его по полной. Девчонка заговорила, так что Гуль может в ухо себе нассать, но пусть тоже колется.

Алине Сухановой в ИВС успели дать кличку Суша. Метр семьдесят пять, шестьдесят один кэгэ, лицо простоватое, с неухоженной кожей, но правильные черты, аккуратный нос, четко очерченные губы, синие глаза – проглядывалось в нем нечто неординарное: добавить макияж, и хоть в кино снимай… В верхней части левого бедра – косой пятисантиметровый шрам, явно шитый рукой дилетанта. При переводе в СИЗО Алину принимала «на баланс» старший лейтенант Жданкова. Обязательный осмотр – раздеться, открыть рот, поднять руки, ноги на ширине плеч, наклониться, задний проход, влагалище, присесть, можешь одеваться.

Едва только Суша сбросила одежду, ловко и аккуратно сложив ее на стул, лейтенант Жданкова почувствовала укол женской зависти. Болючий укол в самое сердце. Вроде и жаловаться лейтенанту не на что – одиннадцатый год замужем, сын во второй класс пошел, двадцатисемиметровая «двушка» в Западном микрорайоне, работа со льготной выслугой и надбавками, чего еще желать? Да и не простой она лейтенант, а старший! К тому же старшая смены женского блока. Вроде грех жаловаться. Формула нехитрого бабьего счастья достигнута и почти совпадает с идеалом.

Но… У Суши была фигура богини. Длинные икры, тонкая осиная талия, и ни капли лишнего жира – только мышцы, мышцы, плавно обрисовывающиеся под кожей цвета молока с каплей клубничного сока. На раздаче фигур эта сука явно вытянула выигрышный номер…

Лейтенант Жданкова вспомнила собственное отражение в зеркальной дверце старого платяного шкафа в спальне. Даже в первый год замужества ее нагота напоминала лишь о бесчисленных поколениях стоящих раком в поле жниц, стоящих раком на берегу реки прачек, стоящих раком у станка инструментальщиц. Ноги как от рояля, широкая грудная клетка, большие тяжелые руки, короткая шея. К тридцати восьми годам живот обвис, и темная точка пупка растянулась в ехидную улыбочку, а на бедрах появились рыхлые наросты жира. Вот и все.

– Ну что застыла, падаль?! – неожиданно для себя крикнула Жданкова и наотмашь ударила Сушу по щеке. Раздался хлесткий шлепок. Та отшатнулась, широко распахнув глаза. Красивые голубые глаза.

– Колющие, режущие предметы, химически активные вещества, яды, наркотики – выкладывай все, что есть!

– Нет ничего, – пробормотала Суша.

– Встать! Раскрой пасть! Шире! Вот так!

Лейтенант сдавила пальцами лицо Суши. И зубы у этой суки один в один – ровные, белые, всего одна пломба из какого-то сверкающего камушка. Наверняка больших денег стоит.

– А что под пломбой? – грозно спросила она.

– Ничего, – сказала Суша.

– Ну это мы посмотрим. Будешь возникать, тебе ее в медчасти гвоздем расковыряют, поняла?

– Да.

– Руки!..

Волоски под мышками успели отрасти за время, что Суша провела в «иваси» – изоляторе временного содержания. Слева, ниже полукруглой ложбинки синяя татуировка: «1 А».

– Что это?! – Зазубренный ноготь больно уколол нежную кожу.

– Группа крови, – тихо ответила новенькая.

Чуть в стороне от линии, которая переходит от левой подмышки к груди – еще одна наколка. Лейтенант по долгу службы неплохо разбиралась в тюремной тайнописи, во всех этих розочках, колокольчиках, лебедях. Нет, у Суши был наколот лишь красно-черный вензель в виде буквы «А», перечеркнутой каким-то странным мечом, как в японских фильмах. Никакой специфически тюремной информации наколка не несла – кобел она или минетчица, гастролерша или мастер международного класса по взрывным работам. Но ничего. Если надо будет, в камере ей наколют на ягодицах чертей-кочегаров («работаю дуплом») или целый скрипичный квартет на спину («автопоилка», возьмите меня хором). До смерти потом не отмоется…

– Наклонись, падаль! Ноги!

Она ударила Сушу по внутренней стороне лодыжки, чтобы та раздвинула ноги шире. Нет ничего ядовитей и больней женской зависти. Да награди ее родители такой задницей, разве стала бы Ирочка Жданкова гнить в этом вонючем СИЗО? Хрен с два.

– Раздвинь пальцами! Не порвешь, не бойся!

Любимые места, ну-ну. Даже здесь все аккуратно подогнано, складка к складке, как на картинке. А ведь сколько ублюдков здесь успело отметиться? Сотня? Две?.. У-у, рвота… У лейтенанта Жданковой за всю жизнь был один-единственный партнер – муж-облицовщик, обалдуй, для которого горлышко пивной бутылки было куда милей и желаннее, так что оставалось лишь удивляться, почему их Егорка вышел из чрева матери, а не из литрового пластикового чрева «Балтики крепкой». Ее сад постепенно приходил в запустение, сломанная калитка ржавела в бурьяне. А у этой…