Шрифт:
Картинка с камер корабля передается сюда, на огромный монитор, занимающий почти всю восточную стену рубки, – техники зовут его «свадебный», он предназначен для гостей и приглашенных, создавая ощущение сопричастности происходящему таинству. Главный монитор, контрольный, находится в соседнем отсеке, все переговоры с пусковой группой в крейсере дублируются через громкую связь, только в наблюдательную рубку передают только то, что считает нужным старший смены запуска.
Уже прозвучала пятиминутная готовность, все ждут начала отсчета. Публика мается, некоторые начинают нервничать.
– Не волнуйтесь, Ирина Валерьевна, через пару минут вы все увидите! Лучше смотреть на мониторе: в окно – мелко, не разберешь, – слышится впереди трескучий голос начальника пресс-службы полигона.
Он окучивает дородную блондинку в легкомысленном среди господствующей темно-зеленой гаммы красном платье – наблюдателя из думской комиссии по обороне. Блондинка позевывает, прикрываясь ладошкой – все они торчат здесь со вчерашнего дня, вставать пришлось рано, поскольку в день испытаний полигон оживает в шесть утра и исключений ни для кого не делается.
– Чувствую, темнят они там что-то, Сергей Михайлович, – тихо басит Гуляев.
Семаго посмотрел на часы.
– Пять минут не прошло.
– У них в прошлом году на испытаниях автоматическая защита в шахте заглючила, не выпустила ракету, – гнет свое Гуляев. – И никому ничего не сказали, просто выключили громкую связь...
У него сероватое помятое лицо. Семаго понимает, что сам выглядит не лучше.
– Все будет нормально, – говорит он. – Тем более наша «Молния» госприемкой принята, а морской вариант – больше Царькова головная боль...
Народу в рубке человек двадцать. У окна, повернувшись к публике спиной, стоит секретарь правительственного Комитета обороны. Рядом, чуть позади, – первый вице-премьер, курирующий военно-промышленный комплекс, первый замминистра обороны, начальник Генштаба, начальник Управления особых отделов ФСБ...
Местный особист Мережков – дородный, полноватый, в отутюженном подполковничьем мундире, от своего шефа не отходит: стоит за спиной, готовый выполнить любую команду. И не зря: глянется московскому руководству, ублажит как-нибудь особо, – может, и вылетит с повышением из этой дыры в крупный округ, а то и в саму первопрестольную... В шаге за подполковником, почти по стойке «смирно», застыл худой, с землистым лицом капитан-оперуполномоченный, как его... Разувалов, кажется... Интересно, если он станет начальником – растолстеет? Почему-то именно так и выходит... А пока подносит хвосты подполковнику, служит верой и правдой, тоже с надеждой – пойдет тот на повышение, может, и порекомендует на свое место... Чего-то у них рожи кислые да измочаленные?
«Может, тоже „на помывку“ ездили? – усмехнулся про себя Семаго. – Наверняка: за всеми приезжими местных закрепляют для гостеприимства...»
Коротенький здоровяк с толстыми икрами, которые натягивают узкие брючины так, что их приходится периодически одергивать, – это и есть Царьков, директор ВНИИ ВМФ «Точмаш», генеральный подрядчик по проекту «Морская Молния». Точмашевцы до этого никогда сами не переделывали обычную БР [3] на морское базирование, это их первый опыт, первый блин, и напортачили они изрядно. Когда на выручку позвали НПО «Циклон», где работают Семаго и Гуляев, «бобики» [4] сидели практически в каждом узле, включая двигатели. Семь месяцев длилась доработка, два месяца ушло на стендовые испытания, причем все это время Минобороны торопил их, прессовал нещадно, чтобы вбиться в какие-то свои графики. Было трудно, но дело того стоило. Семаго полагал, что если сегодня все пройдет гладко, разговоры о вытеснении твердотопливных двигателей жидкостными прекратятся и «Циклон» с его наработками будет монополистом в этой сфере – по крайней мере на территории СНГ...
3
БР – баллистическая ракета.
4
«Бобиками» конструкторы называют скрытые неисправности, которые, прежде чем устранить, следует еще диагностировать.
– «Памир», как слышите? – ожили, наконец, динамики громкой связи. – Контроль функционирования.
При первых же словах штаба управления рубка затихла. Блондинка из думской комиссии достала из сумочки очки в золотой оправе, надела и с понимающимвидом застыла перед монитором. Семаго тоже подошел поближе.
– «Кавказ», слышу вас хорошо. Докладываю параметры, – отозвался крейсер. – Тангенс угла запуска 18, угол возвышения 11, котангенс 7, тоннель траектории...
Блондинка со значением кивала, будто прекрасно разбиралась во всех этих тангенсах и котангенсах.
Семаго радовался, что он сейчас не в отсеке управления, не «на кнопке». И тем более не там, под водой... Хотя ему, как одному из руководителей «Циклона», положено находиться поближе к стартовой команде, вроде гаранта безопасности и успешного пуска. На «Курске» так и было – только «гаранты безопасности» погибли вместе с экипажем. И кому от этого легче?
Нет, пусть Царев под шахтой сидит... Или Гуляев – он же Главный конструктор! Только сейчас начальники на рисковые дела не подписываются – подчиненных посылают... Мода такая пошла... Ну, и Семаго по этой моде послал вместо себя молодого конструктора из группы доводки. Тот с радостью: серьезная командировка, грамоты, премии, уважение и почет! Семаго тоже доволен.
– Отсчет запуска! – звучит следующая команда.
– Есть, отсчет запуска! Десять... Девять... Восемь... Семь... Шесть... Пять... Четыре... Три...
Тихо забулькало рядом – это Гуляев не выдержал, налил себе минералки. Никто не обратил внимания, только особист этот, Разувалов, уставился, смотрит усталыми глазами – нет ли в этом звуке угрозы вверенному объекту...
– Два... Один... Ноль!
– Поехали, – Гуляев нервно потирает руки.
В обзорной рубке наступает напряженная тишина.