Горай Борис
Шрифт:
— Позвольте, девочки?
Девочки позволили.
Началось шоу, через горящие обручи прыгали ловкие китайцы, демонстрировались схватки с палками и мечами, мелькали бедра танцовщиц в мигающем разноцветье бликов, а за столиком у входа в ресторан шел непринужденный разговор двух дам и одного джентльмена...
— Домой не скоро собираетесь? — спрашивал Валерий у Джейн.
— Должна улететь через неделю дней на пять...
Реальный прототип и в самом деле отбывал на родину в краткосрочную поездку, и этот факт Фридман мог проверить по компьютеру.
— А я тоже вскоре в ваши края собираюсь.
— Командировка? — В голосе Джейн промелькнул интерес.
— Я, видите ли, эмигрант...
— Уже прошли интервью?
— Давно. Но надо утрясти кое-какие дела, отправить контейнер...
— О, с контейнерами, я слышала, колоссальная проблема. Очередь на годы.
— Справимся, — сказал Фридман. — Пусть это будет моя самая большая проблема. В жизни.
Когда заиграл оркестр, он пригласил Марину на танец.
— Слушай, — прошептал, склонившись к ее плечу. — Говорю вполне серьезно: несмотря ни на что, наши отношения не закончены. Однако это лирическая сторона дела, о ней позже... И ее, кстати, я без лишних слов подтвержу поступками. А теперь ответь: она, Джейн, ну... нормальная баба? В смысле, по делу...
— Вполне. Делаем кое-что...
— То есть?
— Нужны ей там... рублишки для скупки всякого старья, вот и... помогаю. Картины интересуют, Фаберже...
— А как с провозом?
— Очень стойкий дипломатический иммунитет, понял, дорогой?
— А... поговорить на такую тему?
— Не знаю. Она не из тех, кто за все хватается.
— А ты объясни: не фуфлыжники с ней дело иметь будут...
— Валера, сейчас все пошли крутые дальше некуда, сам знаешь. Ну... поговорю. Только о чем?
— Камушки.
— Спрошу. — Марина равнодушно повела плечами.
— И учти. — Фридман помедлил, закусив губу. — Твои они, камушки. Сам тебе их отдам под полное доверие. И в Америке — если не поносишь их, то на них поживешь...
— Милый... — Она поцеловала его в щеку. — Что с тобой? Шампанское в крови играет? — Участливо заглянула в глаза. — Или впрямь любовь? Но что есть любовь? Это переоценка сексуального порыва. А может, неуклюжая ложь? — Закрыла пальцами его губы. — Не надо. Ни камушков, ни слов... Просишь — поговорю.
Ресторанный вечер отгремел, Фридман, проводив дам, пожелал им и себе скорой встречи и не ошибся: встреча состоялась через два дня — короткая, деловая, в суете будничного дня, на Ленинградском шоссе, в машине.
— Мне необходимо вывезти пакет, — сказал Фридман. — В нем ценности. В аэропорту Нью-Йорка вас встретят. Во сколько мне встанет такая услуга?
— Сто тысяч, — без запинки ответила Джейн. — Русскими рублями, вперед. Не знаю, что в пакете, но наверное, там не деревенская иконка... В любом случае, стоимость содержимого меня не интересует, равно как и меньшая сумма гонорара.
— Одобряю вашу точку зрения, — кивнул Валерий. — Правда, сто тысяч...
— У меня масса предложений, — перебила его Джейн. — Смотрите сами.
— Где вам передать пакет? — спросил Фридман.
— Серьезный вопрос... — озадачилась Джейн. — Мы должны встретиться чисто... Без хвостов. Я... все объясню Марине. И пожалуйста, не таскайте в тот день своих людей с собой. Наоборот — пускай они обеспечат вашу пропажу из какого-либо поля зрения, если таковое имеется... Мне вас грабить резона нет, как понимаете...
— Судя по компьютеру, — сказал Фридман, — время у нас еще имеется, детали продумаем.
— Проверочка? — безучастно усмехнулась Джейн.
— Так, баловство, интереса ради...
— Валерий, — произнесла Джейн строго и доверительно. — Вы сознаете, что о ваших проверочках может стать известно иным проверяющим инстанциям? Затем. Я заинтересована в вас не менее, чем вы во мне. Мне необходимы ваши связи здесь, в Союзе. А вам — мой статус. Так что не тряситесь за свой пакет, хотя бы в нем и сокровища всего мира...
Она крепко, по-мужски, пожала руку Фридмана и, сев в свою машину с дипломатическим красным номером, укатила прочь. С нею уехала и Марина, заплатившая за изготовление этого номера рукодельнику-кустарю изрядную сумму. А Фридману очень хотелось, чтобы Марина осталась, очень... Впрочем, успокоил он себя, объясниться успеется. К тому же сегодня тяжелый день, беготня... Слов-то нормальных не подберешь, мозги набекрень... Нет, иссушивают все-таки денежки и душу, и мышление, коробят их, как наркотик...