Шрифт:
— Нет, клянусь Зевсом, бранят и многое мне запрещают.
— Что ты говоришь? — воскликнул я. — Желая тебе счастья, они мешают исполнению твоих желаний? Скажи же мне вот что: если ты пожелаешь покататься на одной из колесниц твоего отца, взяв вожжи, когда он участвует в состязании, разрешит он это тебе или запретит?
— Клянусь Зевсом, не разрешит, — отвечал он.
— А кому он это разрешит?
— У отца есть возница, которому он платит.
— Что ты говоришь? Наемнику больше, чем тебе, доверяют делать с лошадьми все, что ему угодно, и вдобавок платят ему за это деньги?
— Но что же тут удивительного? — спросил Лисид.
— Однако, думаю я, упряжкой мулов тебе разрешают править и, если ты пожелаешь, стегать их кнутом?
— Да как же, — воскликнул он, — можно мне это разрешить?!
— Что же, — спросил я, — никому не разрешается их стегать?
— Конечно, разрешается, — сказал он, — погонщику мулов.
— Свободному или рабу?
— Рабу.
— Похоже, что раба они ставят выше тебя, своего сына, и доверяют ему свое имущество больше, чем тебе, разрешая ему делать все, что он пожелает; тебе же они это запрещают. Но скажи мне еще: позволяют они тебе управлять самим собою или и этого тебе не доверяют?
— Но как, — возразил он, — могут они мне это доверить?
— Однако кто-то тобой управляет?
— Вот он, мой воспитатель [13] , — отвечал Лисид.
— Будучи рабом?
— Что ж тут такого? Ведь это наш раб, — сказал он.
— Чудно это, — молвил я, — когда свободный человек находится под властью раба. А что же делает он в качестве твоего воспитателя?
— Он отводит меня в школу, к учителю.
— Значит, тобою управляют также учители?
13
В оригинале — педагог, букв.: «ведущий ребенка». Здесь воспитатель — раб, обязанность которого отводить мальчика в школу.
— Разумеется.
— Много же над тобой поставлено повелителей и господ волею твоего отца. Но когда ты возвращаешься домой, к своей матери, она разрешает тебе, когда ткет, делать все, что тебе угодно, с шерстью или ткацким станком — чтобы ты был у нее счастливым? Наверное, она не запрещает тебе хвататься за ее станок, челнок или другие шерстопрядильные инструменты?
— Нет, клянусь Зевсом! — воскликнул он, рассмеявишсь. — Не только запрещает, но был бы я бит, если бы позволял себе это.
— О, Геракл! — вскричал я. — Уж не обидел ли ты чем-нибудь своего отца или мать?
— Нет, клянусь Зевсом, никоим образом, — отвечал он.
— Но за что же они столь ужасным образом мешают тебе быть счастливым и делать, что тебе вздумается, и воспитывают тебя так, что в течение целого дня ты кому-то подчиняешься, — одним словом, так, что ты не имеешь возможности делать почти ничего из того, что ты хочешь? Получается, что тебе нет никакой пользы ни от обладания большим состоянием — ибо все остальные распоряжаются им больше, чем ты, — ни от твоего столь благородного телосложения — ибо тело твое находится на попечении и под присмотром кого-то другого. Ты же ничем не владеешь, Лисид, и не свершаешь ничего из того, что тебе желанно.
— Но, Сократ, ведь я еще недостаточно взрослый, — возразил он.
— Не это, сын Демократа, служит тебе препятствием, ибо кое в чем отец и мать доверяют тебе и не ждут, пока ты повзрослеешь. Ведь когда им нужно, чтобы им что-нибудь прочитали или написали, они во всем доме тебе первому это поручают. Не так ли?
— Да, конечно.
— Значит, ты можешь при этом поставить первой ту букву, какую сам пожелаешь, и вторую также на свой выбор; подобным же образом можешь ты и читать. И, думаю я, когда ты берешь в руки лиру, ни отец, ни мать не мешают тебе натянуть или ослабить какую угодно струну и перебирать и ударять плектром по струнам [14] . Или мешают?
14
На лире струны (обычно семь или восемь) натягивались специальным ключом для настройки, играли же на ней с помощью плектра — палочки из дерева или слоновой кости.
— Нет, конечно.
— Так какая же причина, Лисид, что в этих делах они тебе не мешают, а в том, о чем мы говорили недавно, препятствуют?
— Думаю, та, что эти вещи я знаю, те же другие, нет.
— Прекрасно, — сказал я, — мой доблестный друг. Значит, отец твой дожидается не твоего повзросления, чтобы доверить тебе все дела, а того дня, когда он сочтет, что ты разумеешь все лучше его: тогда он доверит тебе и себя самого и свое достояние.
— Да, я так думаю, — отозвался он.
— Отлично. Как же, полагаешь ты, обстоит дело с соседом? Разве для него будет действительна не та же мерка в отношении тебя, что и для твоего отца? Не мыслишь ли ты, что он доверит тебе управление своим домом, когда сочтет, что ты лучше разбираешься в хозяйстве, чем он, или, по-твоему, он и тогда сохранит управление за собой?
— Я думаю, он передаст его мне.
— Ну а афиняне, полагаешь ты, не передадут тебе управление своими делами, если почувствуют, что ты вполне разумен?
— Я полагаю, передадут.