Я позвал жену пойти со мной на три-четыре литературных вечера и даже познакомил с несколькими «мэтрами». На одном из этих вечеров присутствовали московские поэты Брюсов и Андрей Белый. Литературные вечера, выступления и особенно знаменитые поэты не понравились Ксении.

«Ты знаешь, – сказала она мне, – все искусственно, натянуто, наигранно, а твои «мэтры» мне не понравились, при всей их словесной изысканности смотрят грубо и откровенно на окружающих женщин, словно на скаковых лошадей», – и дала мне необычайно исчерпывающий анализ каждого из посещенных ею вечеров.

Беседа с отцом, скептические и тонкие наблюдения Ксении и мои личные наблюдения привели к выводу, который полностью открыл мне глаза на людей, в окружении которых я провел несколько лет. Как же я был слеп, будучи верующим человеком!

Перечитывая и вспоминая прочитанное, а также слушая читаемые ими стихи и поэмы, увидел, что каждый из поэтов постоянно писал и говорил о Боге – и сразу упоминал нечистую силу и диавола, а иногда здесь же сразу превозносил последних. В сущности, все написанное вело к отрицанию Бога, насмешке над Ним, сопоставлению Божией Матери, святых с фавнами, Афродитой, Аполлоном, дриадами, нимфами, Венерой и тому подобным.

Большинство «мэтров» были теософы, антропософы (например, Андрей Белый), бредили постройкой антропософского храма (где-то в Швейцарии или во Франции), некоторые увлекались учением Елены Блаватской, буддизмом, Тибетом, со значительным видом говорили о неизведанной стране Шамбале, занимались спиритизмом, служили «черные мессы» (Валерий Брюсов), верили в переселение душ. Один из мэтров доказывал, что переживает сейчас пятую инкарнацию (переселение души) и что во втором перевоплощении был индийским раджой. И наряду с этой смесью религиозных воззрений беспрерывно повторялось слово «Бог». Что это был за Бог? Понять не представлялось возможным. Особенно открыто свои религиозные воззрения старались не выставлять, но между строк, и не только между строк, «пропитывали» свои произведения своими взглядами.

Каждый поэт недоброжелательно относился к другому поэту, постоянно шли споры, словесные баталии, подсиживания, проявлявшие внутреннее противостояние. Произведения печатались поэтами в журналах, журнальчиках, отдельными тоненькими книжечками, жадно прочитывались почитателями, любопытствующими, особенно молодежью, вселяя в их сознание дух неверия, скептицизма в отношении к Богу, православию, вере и этим самым невольно подготавливая к принятию революционных идей, безбожия и атеизма.

Осознав и поняв при поддержке Ксении, благодаря разговорам с отцом и своим наблюдениям тот огромный разрушительный вклад, который вносили эти поэты в разложение человеческих душ, отравление их вредной мистикой, я внутренне отошел от этой среды «гениев», но внешне продолжал в ней находиться и работать; все это не украшало меня.

Высказываемые ими мистические и немистические идеи «упаковывались в обложку» красивых слов, изысканную, но часто непонятную, таинственную рифму, что завлекало читателя и внушало ему, что читая написанное, он поднимался над обывательской средой к чему-то таинственно высокому. Впоследствии я прочел много книг, воспоминаний, научных исследований, в которых подробно раскрываются биографии поэтов «серебряного века», анализируется их творчество, их взаимоотношения, сопоставляются разные течения, но нигде я не нашел ни одного слова о той отрицательной духовной роли, которую они своими творческими «идеалами» сыграли в разрушении России, в подготовке интеллигенции к принятию идей революции. Конечно, все, что писалось о них, выходило в советское время и такие мысли не могли попасть на печатные страницы. Возможно, за рубежом было об этом написано, но я этого не знаю.

Среди этих поэтов я был маленькой величиной, к которой привыкли, как к стоящему стулу, иногда кому-то нужному, а то и незамечаемому, но постепенно из секретарей маленького журнальчика стал секретарем «толстого» журнала, а с 1918 г. почти бессменно работал в Гослитиздате, в «Советском писателе» редактором, старшим редактором, на всю жизнь связав себя с литературой. В 1930 г. мы переехали в Москву, и я работал в издательстве «Советский писатель». В 1936 г. меня арестовали и приговорили к 10 годам лагеря общего режима, в декабре 1941 г. дело пересмотрели и дали 10 лет лагеря особо строгого режима без права переписки. В этом лагере я встретился с о. Арсением в 1951 г. и стал его духовным сыном.

Перейду к главному: о «духовности» поэтов «серебряного века» и их влиянии на русское общество перед революционными событиями 1917 г.

Начну с того, что большинство поэтов «серебряного века» были на удивление талантливы, а некоторые по-настоящему гениальны, и то, что я буду дальше говорить о них, не является умалением их творческих способностей, желанием принизить или оклеветать написанные ими произведения. Просто попытаюсь рассмотреть их творчество с точки зрения православного человека. Многое написанное ими вошло и войдет не только в серебряный, но и в золотой фонд русской литературы.

Безусловно, гениальным поэтом был Александр Блок. Многое, что он написал, было прекрасным, но он «утонул» в «Незнакомке», в стихах о «Прекрасной даме». Во всех его произведениях чувствовался надлом, глубокая боль, запавшая далеко-далеко в душу, и от этой надломленности и душевной боли он никогда не мог освободиться. В его стихах упоминались имена: «Бог», «Пресвятая Богородица», иногда почти отождествлявшаяся с «Прекрасной дамой», – я не напрасно сказал «упоминались», потому что эти слова помогали создавать образы, хорошо рифмовались и накладывали оттенок таинственности, что давало возможность создавать сопоставления. Конечно, Блок верил, что Бог есть, но это был его Бог, только его, но не Господь Русской Православной Церкви. Если внимательно читать его стихи, то это можно легко увидеть, хотя слово «Бог» часто живет в его произведениях. Каждый в мое время читавший Блока не видел истинного Бога в его стихах. Этим он нанес вред многим людям. Возможно, воспитание Блока его матерью не дало возможности найти Господа, а впоследствии на это повлияли отношения, сложившиеся с его женой, Любовью Дмитриевной Менделеевой.