Джусс положил руку на плечо Голдри и сказал: — Это не жалобы земных созданий и не тех летучих мышей и сов, которые кружат над серным дымом. Это плачут лишившиеся хозяина фамилиары. Много их, служивших Королю, простых духов земли, воздуха и воды; своим магическим искусством он полонил их, заставляя приходить, уходить и исполнять его волю.

— Ни они, — ответил Голдри, — ни мечи Ведьмландии не помогли ему против наших мечей и нашей силы: мы разбили на куски его мощь и убили всех его лучших людей.

— Да, истинно это, — сказал Джусс, — и все-таки на земле не жил никто более великий, чем Король Горис XII. Когда после этой долгой войны мы заперли его в Карсё, как оленя в загородке, он не побоялся во второй раз испытать судьбу, на этот раз один, без чьей-либо помощи, а ведь любой другой умер бы после первой же попытки. И он хорошо знал, что тот, кого он вызвал из бездны, должен разорвать его куски, если он ошибется хотя бы на йоту, как и было в первый раз, но тогда его спас верный сторонник. И посмотри, как торжественно обставил он свой уход: удар грома невообразимой силы; черное дымящее Карсё, ставшее его надгробием; мертвые лорды Ведьмландии; сотни наших и их солдат; духи, плачущие в ночи над мертвым повелителем — все это стало его погребальным пирогом.

И вернулись они в лагерь. В положенное время луна села, облака разошлись и спокойные звезды снова пошли по своему вечному пути под покрывалом ночи, как если бы эта ночь ничем не отличалась от всех других. Но все-таки именно тогда по Ведьмландии ударил молот судьбы и разбил ее на куски.

ПРОШЛИ месяцы, и настало время года, когда Королева Софонисба, согласно своему обещания, приплыла в Гелинг в гости к Лорду Джуссу. Одним апрельским утром, в безветренную тихую погоду, каравелла из Зимиамвии с Софонисбой на борту вошла в гавань Сторожевого Мыса.

Весь восток превратился в жилище золотого рассвета. Картадзе, резко очерченный, как будто вырезанный из меди, все еще прятался от солнца; тень от гор накрыла гавань, низкие холмы, рощи каменных дубов и земляничных деревьев, спавших в сине-фиолетовой темноте, в то время как аллеи розового цветущего миндаля и белые мраморные набережные, воплощавшие бледную проснувшуюся красоту, отражались как в стекле в спокойной поверхности моря. Начинающийся день уже осветил западный берег гавани и местность за ним. На самых высоких вершинах гор еще лежал снег. Гордо стояли они, омытые солнечным светом, на фоне синего неба: Дина, Трезубец Нантреганона, Копье Шарда, и все пики Невердейла и Торнбэкского кряжа. Утро радостно смеялось на их высоких кряжах и целовало леса, которые цеплялись к их более низким предгорьям: волнующиеся леса, где богатые оттенки коричневого и фиолетового рассказывали о почках, усеявших каждую маленькую веточку на мириадах толстых и длинных ветвей. Белые туманы покрывалом лежали на заливных лугах там, где Тиварандардейл спускался к морю. На берегах островов Ботри и Скарамси, на материке, рядом со Скалой Тремнира, и южнее Оуслсвика, поляны среди березовых лесов окрасились в желто-золотой свет: расцвели нарциссы.

Каравелла бросила якорь у самого северного причала. Сладкий запах миндаля говорил о весне, и весна была на лице Королевы, которая спустилась с корабля со своими спутниками и скорыми шагами пошла к Демонам; маленькие ласточки кружились над ней или сидели у нее на плечах: ей, единственной на свете, старые боги даровали вечную юность и вечный мир в Коштра Белорн.

Лорд Джусс и его братья ждали на набережной, там же стоял Брандох Даха. Они глубоко поклонились ей, по очереди поцеловали ее руку и сердечно поздравили с прибытием в Демонландию. Но она сказала им: — Не в одну Демонландию, милорды, но во весь мир. И разве я могла отправиться в какую-нибудь другую страну, а не вашу, которая своей победой принесла радость и покой всему миру? И, конечно, с того времени, когда Моруна почивала в покое, а имена Гориса и Ведьмландии еще никто не слышал, мир никогда еще не спал так сладко, как ныне, когда их имена утонули в водоворотах забвения и темноты.

— О Королева Софонисба, — сказал Джусс, — я бы не хотел, чтобы имена великих людей умирали вместе с ними. Теперь, когда войны последних лет завершились и мы стали повелителями земли, настало время простить тех, кто сражался против нас. Но слава тех подвигов всегда будет на устах всех поколений и будет длиться, пока живет мир.

Они сели на лошадей и поскакали из порта к верхней дороге, а потом дальше, к Гелингу, через щедрые пастбища Хавершоу Тонг. На росистых лугах рядом с дорогой резвились ягнята, дрозды перелетали с куста на куст, жаворонки выводили трели в бездонном небе, и пока они через лес ехали к Бекфуту, лесные голуби ворковали на деревьях и белки глядели на них бусинками глаз. Мало говорила Королева, ибо робкие полевые и лесные создания заворожили ее, взяли в плен, и только изредка она вскрикивала от радости. Лорд Джусс, который и сам любил природу, наслаждался ее восторгом.

От Бекфута они резко взяли вверх и через Львиные Ворота въехали в Гелинг. Вдоль аллеи ирландских тисов стоял почетный караул из телохранителей Джусса, Голдри, Спитфайра и Брандох Даха. И все они высоко подняли копья, приветствуя великих лордов и Королеву, а трубачи заиграли приветственный марш на серебряных трубах. Потом, в сопровождении лютен, теорб, лир и приглушенного боя барабанов запел хор девушек, и дорогу перед лордами Демонландии и Королевой усыпали лепестки белых гиацинтов и нарциссов. Леди Мевриан и Армеллин, самые прекрасные из земных королев, ждали их на верху золотой лестницы над внутренним двором Гелинга, приветствуя Королеву Софонисбу.

Трудно даже перечислить все удовольствия и развлечения, которые приготовили лорды Демонландии для Королевы Софонисбы. Первый день она провела среди парков и садов Гелинга, и Лорд Джусс показал ей большие липовые аллеи, тисовые рощи, фруктовые сады и нижние сады, свои любимые дорожки и беседки; они шли по ползущему тимьяну, запах которого освежает тех, кто наступает на него, гуляли в старинных водных садах за Бранкдейлским Ручьем, где летом отдыхают водяные нимфы, и в лунные ночи поют и расчесывают золотыми гребнями свои длинные волосы.