— Открывайте, черти, чтоб вас!

Наподдал ногой для верности.

За воротами завозились. В бойницу снова высунулось свиное рыло и затрясло бородой.

— Почто шум поднял, витязь? — проблеял тиун.

— Не привык я, чтоб меня в палаты звали, а потом от ворот поворот давали! — Витязь снова бухнул ногой по тяжкой створке.

— Обожди воин, не гневись. — Тон человека стал не таким колючим, примирительным. — Сейчас в палатах разберутся.

Витязь гневно хмыкнул и присел на большой камень неподалеку. Сорвал травинку, скусил мягкий зеленый стебель и задумчиво пожевал. Сплюнул зеленым на зеленое. К Ягайле подковылял большой пегий пес с вислыми ушами. Он прихрамывал на переднюю лапу и вид имел несчастный и просительный.

— Прости, брат, у самого росинки маковой во рту не было, — почесал его за ухом Ягайло.

Пес прикрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Правда нет, — сокрушенно покачал головой Ягайло.

Тот, почувствовав скрытую в этом мощном теле любовь к зверям собачей породы, закатил под лоб карие глаза и бухнулся на спину. Растопырил лапы и бесстыдно подставил розовое брюхо. Ягайло улыбнулся уголком рта и почесал песьи ребра. Пес дернул ногой от удовольствия и вывалил прямо в пыль длинный розовый язык.

Рядом с его головой ударило в землю тяжелое подкованное копыто. Облаком поднялась пыль. Пес как ошпаренный вскочил на четыре лапы и стрепетнул прочь, куда и хромота девалась. Ягайло посмотрел в черные, горящие злобой глаза своего коня.

— Ты чего, Буян? — удивился он. — Я ж ничего, а он тоже в любви и заботе нуждается, вишь хворый какой-то, несчастный, хоть и здоровый, аки теленок.

Конь презрительно фыркнул, развелось, мол, тут всяких.

За воротами заскрипел поднимаемый брус. Створка приоткрылась ровно настолько, чтоб пропустить человека и его коня. Ягайло поднялся на ноги, взял Буяна под уздцы и повел на двор. Там его встретил расхристанный и всклокоченный Акимка в сопровождении двух ратников с бердышами.

— Прости, Ягайло, заставь этих буквоедов Богу молиться — они себе лбы порасшибают. Велено им, видишь ли, только с личного поручения князя, они и… Прибежали… Я им говорю пустить, а они — нет, говорят, сам приходи. Ничего сами решить не могут, чихнуть без соизволения боятся, чиновное племя!

Он зло пнул кадушку, поставленную для караула. Ковш стукнул о край, разгоняя по воде круги.

— Да чего тут у вас стряслось-то? — спросил донельзя удивленный таким поведением не по годам вострого умом и рассудительного стряпчего Ягайло.

Тот открыл было рот, но подозрительно глянул на ратников, окинул внимательным взором верхушку стены и махнул рукой:

— В палаты пойдем, там тебе все расскажут.

Витязь пожал плечами, бросил одному из ратников повод и, велев, не расседлывая, напоить, поспешил за Акимкой, который стремительно несся к стрельчатому входу в княжьи покои. Догнал у самой двери и пошел вровень. После зарождающегося снаружи зноя извечная прохлада каменных палат была даже приятна. Только затхлый плесневый запах, вроде бы едва заметный, но не забиваемый ни восточными благовониями, ни кухонными ароматами, тревожил, намекал на плохое. Челяди тоже видно не было, лишь доносились издалека шепотки да топанье пяток, говорящие о ее присутствии.

Двое дюжих молодцев с короткими секирами на плечах распахнули перед ними двери зала, в котором обычно князь встречал гостей. Комната была пуста. Лавки поставлены на деревянные столы ногами кверху. На сиденье, кое иные называли троном на свейский али аглицкий манер, была наброшена волчья шкура. Факелы на стенах не горели, отчего в зале царил полумрак. Привычный Акимка шел не разбирая дороги, а Ягайле пришлось мелко семенить, стараясь одновременно не зашибить о нечаянное препятствие ногу и не отстать от резвого проводника. Они подошли к малозаметной двери. Из тьмы выскочил сгорбленный человек, шириной плеч и толщиной рук способный соперничать с иным медведем. Он внимательно осмотрел посетителей и даже, кажется, обнюхал, а потом деликатно, костяшкой одного пальца постучал в дверь условленным стуком. Тук. Тук-тук. Тук.

Дверь бесшумно отворилась, и долговязый Акимка, пригнувшись, дабы не задеть головой низкую притолоку, нырнул в проем. Ягайло, подобрав полы плаща, последовал за ним. Светелка в которой он оказался, была вчетверо меньше зала для приемов, но почти точно такая же. Вдоль стен — столы с лавками, но не для трапез, а для чтения бумаг и письма. Очиненные перья, чернильницы заграничного стекла, кованые свечные фонари, открытые на одну сторону, чтоб иным писарям не мешать. Несколько книг, вороха свитков и берестяных грамот. У дальней стены на возвышении малый трон. На троне князь. Не старый еще мужчина с широкой грудью, тяжелым подбородком потомственного воителя и набрякшими от недосыпа веками. Под княжьей десницей пардус [4] — пятнистый пес с кошачьей главой. При появлении незнакомцев он вздыбил на холке шерсть, зашипел и привстал на могучих лапах с неубирающимися когтями, но, повинуясь успокаивающим движениям, снова улегся и блаженно прикрыл глаза.

За троном несколько человек родственников, из ближних и самых ближних. Дядька, княжеские братья, племянник безвременно усопшей княгини — туповатый детина, но боец знатный, и младший княжий сын. На лице княжича застыла гримаса неприязни и презрения. Видно, он только что говорил отцу что-то дерзкое, и прервавшее его на полуслове появление чужаков княжича сильно разозлило. Ну да то его беда, подумал Ягайло, внимательно оглядывая скорбные лица других родственников. Не желая более гадать, что стряслось, он отвесил всем поясной поклон и обратился к князю: