И нянька вышла от царевны и отправилась в своё жилище, а когда наступило утро четвёртого дня, она позвала всех горничных города и потребовала от них хороших красок, чтобы раскрасить невинную девушку, разрисовать и расписать её, и они принесли ей требуемое, лучшего, какой только есть, сорта. А затем она позвала юношу, и когда тот явился, открыла сундук и вынула из него узел, в котором было платье из женских одежд, стоящее пять тысяч динаров, и повязку, обшитую всевозможными драгоценными камнями, и сказала: "О дитя моё, хочешь ли ты встретиться с Хайят-ан-Нуфус?" И царевич ответил: "Да!" И тогда старуха взяла щипчики и выщипала на лице у царевича волосы и пасурмила его и потом она обнажила его и наложила узоры ему на руки, от ногтей до плеча, и на ноги, от плюсны до бёдер, и расписала ему все тело, и узоры стали подобны красной розе на плитках мрамора. А после этого, через небольшое время, она вымыла юношу и почистила его и вынесла ему рубаху и исподнее и потом одела его в ту царственную одежду с повязкой и покрывалом и научила его, как ходить, и сказала: "Выставляй левую ногу, и отставляй правую". И юноша сделал так, как она ему велела, и пошёл перед ней, и стал он подобен гурии, вышедшей из рая. И старуха сказала ему: "Укрепи своё сердце - ты идёшь к царскому дворцу, и обязательно будут у ворот солдаты и слуги. И если ты их испугаешься или охватит тебя страх, они начнут в тебя всматриваться и узнают тебя, - постигнет нас вред, и пропадут наши души. И если нет у тебя силы на это" осведоми меня".
– "Это дело меня не страшит, будь же спокойна душою и прохлади глаза", - ответил царевич. И старуха вышла, идя впереди него, и они дошли до ворот дворца, перед которыми было полно евнухов, и старуха обернулась к юноше, чтобы посмотреть, охватил его страх или нет, и увидела, что он все такой же и не изменился. И когда старуха подошла, главный евнух посмотрел на неё и узнал её, а позади неё он увидел девушку, описание которой смущает умы, и сказал про себя: "Что до старухи, то это нянька, а что до той, которая сзади, то нет в нашей земле девушки, похожей на неё внешностью и близкой к ней по красоте и изяществу, если только это не царевна Хайят-ан-Нуфус, но она взаперти и никогда не выходит. Если бы узнать, как она вышла на дорогу! Посмотреть бы, вышла ли она с позволения царя или без его позволения!"

И он поднялся на ноги, чтобы выяснить это дело, и за ним последовали около тридцати евнухов, и когда старуха увидела их, её ум улетел, и она воскликнула: "Поистине мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Пропали наши души сейчас, нет сомнения..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала семьсот тридцать третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда старуха увидела главного евнуха, который приближался со своими слугами, её охватил величайший страх, и она воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Поистине мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Пропали наши души сейчас, нет сомнения!"

И когда главный евнух услышал слова старухи, его охватил страх, так как он знал ярость царевны и знал, что отец под её властью. "Может быть, царь велел няньке взять свою дочь с собой, чтобы исполнить какое-нибудь дело, и не хочет, чтобы кто-нибудь о ней знал, - сказал он про себя.
– Если я стану ей противодействовать, у неё в душе будет из-за меня нечто великое, и она скажет: "Этот евнух встал передо мною, чтобы раскрыть мои обстоятельства", - и постарается меня убить. Нет мне нужды до этого дела". И он повернул назад, и тридцать евнухов вернулись с ним к воротам дворца и отогнали людей от дворцовых ворот, и тогда старуха вошла и поздоровалась с ними головой, и тридцать евнухов встали из уважения к ней и возвратили ей приветствие. И старуха вошла, и царевич вошёл сзади, и они входили в разные двери, и прошли через все помещения, и покрывал их покрывающий, пока они не дошли до седьмой двери, - а это была дверь самого большого дворца, в котором находился царский престол, и через неё можно было пройти в комнаты наложниц, помещение гарема и дворец царской дочери. И старуха остановилась там и сказала: "О дитя моё, вот мы пришли сюда, да будет же хвала тому, кто привёл нас; к этому месту! О дитя моё, встреча придёт к нам не раньше чем ночью, так как ночь - покров для боящегося".
– "Ты права. Как же ухитриться?" - спросил царевич, и старуха сказала: "Спрячься в этом тёмном месте".

И царевич сел в колодец, а старуха отправилась в другое место и оставила юношу в колодце до тех пор, пока день не повернул на закат, и тогда она пришла к нему и вытащила его из колодца, и они вошли в ворота дворца и входили в двери, пока не подошли к комнате Хайят-анНуфус. И нянька постучала в дверь, и вышла маленькая невольница и спросила: "Кто у дверей?" И нянька ответила: "Я". И тогда невольница вернулась и спросила у своей госпожи позволения няньке войти, и царевна сказала: "Открой ей и дай ей войти и тому, кто с нею". И оба вошли.

И когда они явились, нянька обернулась к Хайят-анПуфус и увидела, что та уже приготовила помещение и расставила светильники и покрыла скамеечки и портики коврами и положила подушки и зажгла свечи в золотых и серебряных подсвечниках. И она поставила трапезу и плоды и сладости и зажгла мускус, алоэ и амбру и села среди свечей и светильников, и свет её лица был сильнее всего их света. И, увидев няньку, она спросила: "О няня, где возлюбленный моего сердца?" И старуха ответила: "О госпожа, я его не встречала, и мой глаз не падал на него, но я привела к тебе его сестру по отцу и по матери".
– "Что ты - бесноватая? Нет мне нужды в его сестре! Разве, когда болит у человека голова, он перевязывает себе руку!" - воскликнула царевна. И нянька ответила: "Нет, клянусь Аллахом, о госпожа, но взгляни на неё, и если она тебе понравится, оставь её у себя".

И она открыла лицо юноши, и когда царевна узнала его, она поднялась на ноги и прижала его к груди, и они упали на землю, покрытые беспамятством на долгое время. И нянька брызнула на них розовой водой, и они очнулись, и царевна поцеловала его в уста более чем тысячей поцелуев и произнесла такие стихи:

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала семьсот тридцать четвёртая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда к Хайят-ан-Нуфус пришёл во дворец её возлюбленный, они обнялись, и она произнесла стихи, подходящие для этого, а окончив говорить, воскликнула: "Разве правда, что я вижу тебя в моем жилище и ты мой собеседник и друг?"

И затем усилилась её любовь, и измучило её волнение" так что ум её едва не улетел от радости, и она произнесла такие стихи:

"Дороже души моей пришедший во тьме ночной, И в срок, им назначенный, его ожидала я, И вдруг испугал меня рыдания его звук, И молвила я: "Семья, приют и уют тебе!"

И тысячу раз в лицо его целовала я, И тысячу раз обняла, а он был закрыт плащом, И молвила я: "Теперь достигла желанного - Аллаха восхвалим же - он к должному нас привёл!"

И спали мы, как хотели, в ночь наилучшую, Пока не прогнало утро сумрачной ночи тьму"

А когда наступило утро, она ввела царевича в одну из своих комнат, и он не входил к ней, пока не пришла ночь. И тогда царевна привела его к себе, и они сели и стали беседовать. "Я хочу, - сказал царевич, - вернуться в мои земли и осведомить отца о твоих обстоятельствах, чтобы он послал к твоему отцу своего везиря и тот бы посватался к тебе у него".
– "О любимый, - сказала царевна, - я боюсь, что ты уйдёшь в свою страну к власти и отвлечёшься и забудешь любовь ко мне, или твой отец не будет согласен с твоими словами, и тогда я умру, и конец. Правильное решение, чтобы ты остался со мной, в моих руках и смотрел бы на моё лицо, и я смотрела бы на твоё лицо, пока я не придумаю для тебя хитрости и мы не выйдем, и я и ты, в одну ночь и не отправимся в твою страну. Я уже отчаялась и не надеюсь больше на моих родных".