без автора
Шрифт:
И раб взял аль-Асада и, отведя его в ту комнату, отдал его невольнице, и та стала его мучить и давала ему есть одну лепёшку рано утром и одну лепёшку вечером, а пить - кувшин солёной воды в обед и такой же вечером. А старики сказали друг другу: "Когда придёт время праздника огня, мы зарежем его на горе и принесём его в жертву огню".
Однажды невольница спустилась к нему и стала его больно бить, пока кровь не потекла из его боков и он не потерял сознанье, а потом она поставила у него в головах лепёшку и кувшин солёной воды и ушла и оставила его. И аль Асад очнулся в полночь и нашёл себя связанным и побитым, и побои причиняли ему боль. И он горько заплакал и вспомнил своё прежнее величие, и счастье, и власть, и господство, и разлуку с отцом и со своей былой властью..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала двести двадцать восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Асад увидел себя связанным и побитым, и причиняли ему боль. И он вспомнил своё прежнее величие, и счастье, и славу, и господство и заплакал и произнёс, испуская вздохи, такие стихи:
"Постой у следов жилья и там расспроси о нас - Не думай, что мы в жильё, как прежде, находимся Теперь разлучитель рок заставил расстаться нас, И души завистников о нас не злорадствуют. Теперь меня мучает бичами презренная, Что сердце своё ко мне враждою наполнила. Но, может быть, нас Аллах с тобою сведёт опять И карой примерною врагов оттолкнёт от нас".И, окончив свои стихи, аль-Асад протянул руку и нашёл у себя в головах лепёшку и кувшин солёной воды. Он поел немного, чтобы заполнить пустоту и удержать в себе дух, и выпил немного воды и до самого утра бодрствовал из-за множества клопов и вшей.
А когда наступило утро, невольница спустилась к нему и переменила на нем одежду, которая была залита кровью и прилипла к его коже, так что кожа его слезла вместе с рубахой. И аль-Асад закричал и заохал и воскликнул: "О владыка, если это угодно тебе, то прибавь мне ещё! О господи, ты не пренебрежёшь тем, кто жесток со мной, - возьми же с него за меня должное". И затем он испустил вздохи и произнёс такие стихи:
"К твоему суду терпелив я буду, о бог и рок, Буду стоек я, коль угодно это, господь, тебе. Я вытерплю, владыка мой, что суждено, Я вытерплю, хоть ввергнут буду в огонь гада, И враждебны были жестокие и злы ко мне, Но, быть может, я получу взамен блага многие. Не можешь ты, о владыка мой, пренебречь дурным, У тебя ищу я прибежища, о господь судьбы!"И слова другого:
"К делам ты всем повернись спиной, И дела свои ты вручи судьбе. Как много дел, гневящих нас, Приятны нам впоследствии. Часто тесное расширяется, А просторный мир утесняется. Что хочет, то и творит Аллах, Не будь же ты ослушником. Будь благу рад ты скорому - Забудешь все минувшее".А когда он окончил свои стихи, невольница стала бить его, пока он не потерял сознания, и бросила ему лепёшку и оставила кувшин солёной воды и ушла от него. И остался он одиноким, покинутым и печальным, и кровь текла из его боков, и он был заковал в железо и далёк от любимых.
И, заплакав, он вспомнил своего брата и прежнее величие..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала двести двадцать девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что альАсад вспомнил своего брата и прежнее своё обличие и принялся стонать и жаловаться, и охать и плакать, и, проливая слезы, произнёс такие стихи:
"Дай срок, судьба! Надолго ль зла и враждебна ты И доколе близких приводишь ты и уводишь вновь? Не пришла ль пора тебе сжалиться над разлучённым И смягчиться, рок, хоть душа, как камень, крепка твоя? Огорчила ты мной любимого, тем обрадовав Всех врагов моих, когда беды мне причинила ты, И душа врагов исцелилась, как увидели, Что в чужой стране я охвачен страстью, один совсем. И мало им постигших меня горестей, Отдаления от возлюбленных и очей больных, Сверх того постигла тюрьма меня, где так тесно мне, Где нет друга мне, кроме тех, кто в руки впивается, И слез моих, что текут как дождь из облака, И любовной жажды, огнём горящей, негаснущим. И тоски, и страсти, и мыслей вечных о прошлых днях, И стенания и печальных вздохов и горестных. Я борюсь с тоской и печалями изводящими И терзаюсь страстью, сажающей, поднимающей. Не встретил я милосердого и мягкого, Кто бы сжалился и привёл ко мне непослушного. Найдётся ль друг мне верный, меня любящий, Чтоб недугами и бессонницей был бы тронут он? Я бы сетовал на страдания и печаль ему, А глаза мои вечно бодрствуют и не знают сна. И продлилась ночь с её пытками, и, поистине, На огне заботы я жарюсь ведь пламенеющей. Клопы и блохи кровь мою всю выпили, Как пьют вино из рук гибкого, чьи ярки уста. А плоть моя, что покрыта вшами, напомнит вам Деньги сироты в руках судей неправедных. И в могиле я, шириной в три локтя, живу теперь, То мне кровь пускают, то цепью тяжкой закован я, И вино мне - слезы, а цепь моя мне музыка, На закуску - мысли, а ложе мне - огорчения".А окончив своё стихотворение, нанизанное и рассыпанное, он стал стонать и сетовать и вспомнил, каково было ему прежде и как постигла его разлука с братом. И вот то, что было с ним.
Что же касается его брата аль-Амджада, то он прождал своего брата аль-Асада до полудня, но тот не вернулся к нему, и тогда сердце аль-Амджада затрепетало, и усилилась у него боль от разлуки, и он пролил обильные слезы..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, дополняющая до двухсот тридцати, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Амджад прождал своего брата аль-Асада до полудня, но тот не вернулся к нему, и сердце аль-Амджада затрепетало, и усилилась боль от разлуки, и он пролил обильные слезы и стал плакать и кричать: "Увы, мой братец, увы, мой товарищ! О горе мне! Как я страшился разлуки!"
Потом он спустился с горы (а слезы текли у него по щекам) и вошёл в город, и шёл по городу, пока не достиг рынка. И он спросил людей, как называется этот город и кто его обитатели, и ему сказали: "Этот город называется Город магов, и жители его поклоняются огню вместо всесильного владыки". А потом аль-Амджад спросил про Эбеповый город, и ему сказали: "От него до нас расстояние по суше - год, а по морю - шесть месяцев, и царя его зовут Арманус, и теперь он сделался тестем одного султана и поставил его на своё место, а того царя зовут Камар-азЗаман, и он справедлив, милостив и щедр, и честен".