И случилось по дивному делу, что пришла в этот день в баню невольница из невольниц повелителя правоверных Харуна ар-Рашида, по имени Тухфа-лютнистка. И увидела она, что женщины столпились и что в бане не пройдёшь из-за множества женщин и девушек, и спросила в чем дело, и ей рассказали про ту женщину. И невольница подошла к ней и взглянула на неё и всмотрелась в неё, и её ум смутился от её красоты и прелести, и она прославила Аллаха - да возвысится величие его!
– за созданные им прекрасные образы. И она не вошла в парильню и не стала мыться, а только сидела и смотрела, ошеломлённая, на ту женщину, пока она не кончила мыться, и когда она вышла и надела свои одежды, она прибавила красоты к своей красоте. И, выйдя из парильни, жена Хасана села на ковры и на подушки, и женщины стали смотреть на неё, и она взглянула на них и вышла.

И Тухфа-лютнистка, невольница халифа, поднялась и шла за нею, пока не узнала, где её дом. И тогда она простилась с нею и пошла обратно во дворец халифа. И она шла до тех пор, пока не пришла к Ситт-Зубейде. И тогда она поцеловала перед нею землю, и Ситт-Зубейда спросила: "О Тухфа, почему ты замешкалась в бане?" - "О госпожа, - ответила девушка, - я видела чудо, подобного которому не видала ни среди мужчин, ни среди женщин, и это оно отвлекло меня и ошеломило мне разум и так смутило меня, что я не вымыла себе головы".
– "А что это за чудо, о Тухфа?" - спросила Ситт-Зубейда. И невольница ответила: "О госпожа, я видела в бане женщину, с которой было два маленьких мальчика, точно пара лун, и никто не видел ей подобной ни до неё, ни после неё, и нет подобного её образу во всем мире. Клянусь твоей милостью, о госпожа, если бы ты осведомила о ней повелителя правоверных, он бы убил её мужа и отнял бы её у него, так как не найдётся среди женщин ни одной такой, как она. Я спрашивала, кто её муж, и мне сказали, что её муж - купец по имени Хасан басрийский. И я провожала эту женщину от выхода из бани до тех пор, пока она не вошла в свой дом, и увидела, что это дом везиря, у которого двое ворот, - ворота со стороны моря и ворота со стороны суши. И я боюсь, о госпожа, что услышит о ней повелитель правоверных и нарушит закон и убьёт её мужа и женится на ней..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала семьсот девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что невольница повелителя правоверных, увидав жену Хасана басрийского, описала её красоту СиттЗубейде и сказала: "О госпожа, я боюсь, что услышит о ней повелитель правоверных и нарушит закон и убьёт её мужа и женится на ней". И СиттЗубейда воскликнула: "Горе тебе, о Тухфа! Разве дошли красоты и прелести этой девушки до того, что повелитель правоверных продаст свою веру за земные блага и нарушит из-за неё закон? Клянусь Аллахом, я непременно должна посмотреть на эту женщину, и если она не такова, как ты говорила, я велю отрубить тебе голову. О распутница, во дворце повелителя правоверных триста шестьдесят невольниц, по числу дней в году, и нет ни у одной из них тех качеств, о которых ты упоминаешь!" - "О госпожа, - ответила Тухфа, - клянусь Аллахом, нет, и нет подобной ей во всем Багдаде; и даже больше - нет такой женщины среди неарабов и среди арабов, и не создал Аллах - велик он и славен!
– такой, как она!"

И тогда Ситт-Зубейда позвала Масрура, и тот явился и поцеловал землю меж её руками, и Зубейда сказала ему: "О Масрур, ступай в дом везиря - тот, что с двумя воротами - ворота со стороны моря и ворота со стороны суши, - и приведи мне поскорее женщину, которая там живёт - её, и её детей, и старуху, которая с нею, и не мешкай". И Масрур отвечал: "Внимание и повиновение!" - и вышел от Зубейды.

И он шёл, пока не дошёл до ворот того дома и постучал и ворота, и вышла к нему старуха, мать Хасана, и спросила: "Кто у ворот?" И Масрур ответил: "Масрур, евнух повелителя правоверных". И старуха открыла ворота, и Масрур вошёл и пожелал ей мира, и мать Хасана возвратила ему пожелание и спросила его, что ему нужно. И Масрур сказал ей: "Ситт-Зубейда, дочь аль-Касима, жена повелителя правоверных Харуна ар-Рашида, шестого из сыновей аль-Аббаса, дяди пророка, - да благословит его Аллах и да приветствует!
– зовёт тебя к себе, вместе с женой твоего сына и её детьми, и женщины рассказали ей про неё и про её красоту".
– "О Масрур, - сказала ему мать Хасана, - мы люди иноземные, и муж этой женщины - мой сын. Его нет в городе, и он не велел ни мне, ни ей выходить ни к кому из созданий Аллаха великого, и я боюсь, что случится какое-нибудь дело, и явится мой сын и убьёт себя. Будь же милостив, о Масрур, и не возлагай на нас того, что нам невмочь".
– "О госпожа моя, если бы я знал, что в этом есть для вас страшное, я бы не заставлял вас идти, но Ситт-Зубейда хочет только посмотреть на неё, и она вернётся. Не прекословь же, - раскаешься. Как я вас возьму, гак и возвращу вас сюда невредимыми, если захочет Аллах великий".

И мать Хасана не могла ему перечить и вошла и приготовила женщину и вывела её, вместе с её детьми, и они пошли сзади Масрура - а он шёл впереди них - во дворец халифа. И Масрур вошёл с ними и поставил их перед Ситт-Зубейдой, и они поцеловали землю меж её руками и пожелали ей блага, и молодая женщина была с закрытым лицом. И Ситт-Зубейда спросила её: "Не откроешь ли ты своего лица, чтобы я на него посмотрела?" И женщина поцеловала перед нею землю и открыла лицо, которое смущает луну на краю неба. И когда Ситт-Зубейда увидела эту женщину, она пристально посмотрела на неё и прогулялась по ней взором, и дворец осветился её светом и сиянием её лица, и Зубейда оторопела при виде её красоты, как и все, кто был во Дворце, и все, кто увидел её, стали одержимыми и они могли ни с кем говорить.

И Ситт-Зубейда встала и поставила женщину на ноги и прижала её к груди и посадила с собою на ложе и велела украсить дворец. А затем она приказала принести платье из роскошнейших одежд и ожерелье из самых дорогих камней и надела это на женщину и сказала ей: "О владычица красавиц, ты понравилась мне и наполнила радостью мне глаза. Какие ты знаешь искусства?" - "О госпожа, - отвечала женщина, - у меня есть одежда из перьев, и если бы я её перед тобой надела, ты бы увидела наилучшее искусство и удивилась бы ему".
– "А где твоя одежда?" - спросила Ситт-Зубейда. И женщина ответила: "Она у матери моего мужа. Попроси у неё для меня".
– "О матушка, - сказала тогда Ситт-Зубейда, - заклинаю тебя моей жизнью, сходи и принеси её одежду из перьев, чтобы она показала нам, что она сделает, а потом возьми её снова".
– "О госпожа, - ответила старуха, - она лгунья! Разве ты видела, чтобы у какой-нибудь женщины была одежда из перьев? Это бывает только у птиц". И женщина сказала Ситт-Зубейде: "Клянусь твоей жизнью, о госпожа, у неё есть моя одежда из перьев, и она в сундуке, что зарыт в кладовой нашего дома".

И тогда Зубейда сняла с шеи ожерелье из драгоценных камней, стоящее сокровищниц Кисры и кесаря, и сказала: "О матушка, возьми это ожерелье". И она подала ожерелье старухе и добавила: "Заклинаю тебя жизнью, сходи и принеси эту одежду, чтобы мы посмотрели на неё, а потом возьми её". И мать Хасана стала клясться, что она не видела этой одежды и не знает к ней дороги. И тогда Ситт-Зубейда закричала на старуху и взяла у неё ключ и позвала Масрура и, когда тот явился, сказала ему: "Возьми этот ключ, ступай в их дом, отопри его и войди в кладовую, у которой такая-то и такая-то дверь, и посредине неё стоит сундук. Вынеси его и взломай и возьми одежду из перьев, которая лежит в нем и принеси её ко мне..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала семьсот девяносто шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ситт-Зубейда взяла у матери Хасана ключ и отдала его Масруру и сказала: "Возьми этот ключ, отопри такую-то кладовую, вынеси оттуда сундук, взломай его, вынь одежду из перьев, которая в нем лежит, и принеси её мне". И Масрур отвечал: "Внимание и повиновение!" - и взял ключ из рук Ситт-Зубейды и отправился. И старуха тоже вышла, с плачущими глазами, и раскаивалась, что послушалась женщины и пошла с ней в баню, а женщина и потребовала бани только из хитрости. И старуха вошла с Масруром и открыла дверь в кладовую, и Масрур вошёл и вынес сундук и вынул оттуда рубашку из перьев и, завернув её в платок, принёс её к Ситт-Зубейде. И она взяла одежду и стала её поворачивать, дивясь, как она хорошо сделана.