Пока обыскивали моих соперников, я изучал взглядом толпу. Помимо жителей Субуры обнаружил и других своих сторонников, каковыми оказались Милон со своей братией. Наша с Клодием взаимная ненависть в сравнении с отношением к нему Милона, можно сказать, была братской любовью. Заметил я также среди зрителей и людей Катилины, сдержавших свое обещание явиться на праздник. Среди них были Вальгий и Торий, бородатые спутники Аврелии. Вид Вальгия что-то неприятно всколыхнул в моей памяти, хотя и напомнил о моей пассии, размышления о которой в последнее время заполнили мою голову. Я обвел взглядом Капитолий, на котором установили новую статую Юпитера, и отметил, что пролом в стене, через который ее втащили, уже был заделан. Гаруспики заявили, что новый Юпитер будет предупреждать о грозящей городу опасности. Наконец запели трубы, и в толпе воцарилась благоговейная тишина, предвещавшая начало торжественной церемонии.

По Священной дороге двинулись палатинские салии, двенадцать юных патрициев, являвших собой братство танцующих жрецов Марса. Облаченные в алые туники, бронзовые шлемы и кирасы старинной работы, под звуки священных труб и завывание флейт они исполняли медленный и торжественный военный танец. Каждый в одной руке сжимал сакральное копье бога-воителя, а в другой — его бронзовый, причудливой формы щит. Эта церемония была для салий заключительной в нынешнем году. Им предстояло танцевать еще четыре дня, дабы очистить от всякой скверны священные щиты, копья и трубы. После этого военные атрибуты надлежало вернуть в Регию, где им предстояло храниться на протяжении всей зимы до наступления очередных боевых действий.

Вслед за салиями вели коней. То были поразительной красоты животные: трое гнедых, белый, вороной и бурый с черными полосами на крупе. На голове каждого из них был написан номер от одного до шести, в том порядке, как их выбрал фламин Марса, следуя правилу, известному только понтификам. Кони остановились у алтаря. Руки конюших напряглись, сдерживая сильных и страстных животных. Танцующие салии трижды обошли коней, напевая какую-то старинную песнь, далеко не все слова которой были известны даже жрецам. Все взирали на действо, затаив дыхание, следя, чтобы танец исполнялся по всем правилам. Самое главное заключалось в том, чтобы копья ненароком не коснулись щитов, ибо это могло послужить для Марса сигналом к началу войны, и бог был бы сильно разгневан, обнаружив, что тревога оказалась ложной. Впрочем, церемония прошла безукоризненно, и в ее завершение салии остановились напротив помоста.

Одна из весталок сняла с головы юного танцовщика шлем и передала его фламину. Его помощник опустил внутрь шлема пять игральных костей (на самом деле это были не настоящие кости, а их бронзовые копии, безукоризненно отполированные, каждая размером с детский кулачок). Мы, наездники, по очереди брали из рук фламина шлем, встряхивали его и, вытаскивая одну из костей, бросали ее на помост, определяя таким образом номер своего скакуна.

Мне выпал белый конь, выступавший под третьим номером. Я решил, что это хороший знак, потому что всегда любил белых лошадей и был уверен, что и другие разделяют мое мнение. Клодий вытянул гнедого. Тем, которые так же, как и я, участвовали в состязаниях от Субуры, достались вороной и гнедой. Хотя скачки считались соревнованием между лошадьми, на самом деле этим наездникам надлежало предотвратить возможность стычки между Клодием и мной. Такая же задача возлагалась и на тех двоих, что выступали на стороне Клодия.

Конюший помог мне взобраться на коня. Кони были не оседланы, и нам нужно было управлять ими только с помощью веревочных поводьев — металлические удила были запрещены. Весталка вручила каждому по хлысту, сплетенному из свежевыделанной кожи и конского волоса в атрии Весты, — залог того, что ни один из них не был отравлен.

Кони выстроились в шеренгу, причем так близко друг к другу, что я касался коленями своих соседей по состязаниям, одним из которых, слева от меня, оказался Клодий. Вот уж повезло так повезло! Тихо, чтобы никто не слышал, он сказал мне:

— Надеюсь, ты уже нанял плакальщиков, Метелл. Прощайся с жизнью. Сегодня тебе не дожить и до полуночи.

Я бы сказал, что годы, которые прошли со времени нашей последней встречи, не слишком улучшили его нрав.

— Советую тебе не замышлять никаких подлостей, — предупредил я, — не то вмиг станешь мишенью для моих лучников. Они давно поджидают тебя на крыше курии.

Он оказался так глуп, что и впрямь огляделся.

Конюшие отпустили поводья и отскочили в стороны, прочь с дороги. Кони дрожали от нетерпения. Сдерживала их порыв лишь белая, как мел, натянутая на уровне груди веревка, которую впереди, в нескольких шагах от нас, крепко держали двое рабов. Подобно ей, от ожидания и наступившей тишины мои нервы были натянуты. Все взгляды были устремлены на фламина Марса. Он кивнул, помощники салиев затрубили в священные трубы, и толпа взорвалась, словно вулкан.

Едва наши кони рванули вперед, как Клодий хлестнул меня плетью, стремясь попасть по глазам. Этот удар не был для меня большой неожиданностью, поэтому я успел наклонить голову. Тем не менее кнут сильно рассек бровь и лоб. Меня сильно огорчило то обстоятельство, что мой враг оказался слева от меня. Это давало ему свободу действий правой рукой, тогда как мне, чтобы дотянуться до него, пришлось бы разворачиваться всем телом.

Клодию удалось вырваться вперед на узкой скаковой дорожке, ограниченной веревкой. За ней сгрудилась толпа зрителей, громкими криками подстегивая нас мчаться еще быстрей. Мой белый конь, увидев, что его обошел гнедой, вошел в раж и, едва мы миновали базилику Эмилия, вытянул шею и тяпнул соперника за бедро. Клодий чуть было не свалился наземь, когда гнедой от неожиданности сильно дернулся и пронзительно заржал. Белый рванул вперед со скоростью ветра, и, пока он обгонял коня Клодия, я развернулся и со всего маха стегнул своего врага плетью. Но мой маневр оказался неудачным, потому что как раз в этот миг один из людей Клодия, зайдя с правой стороны, сильно огрел меня кнутом по спине. Пронзенный внезапной болью, я едва не вылетел из седла навстречу верной гибели: если бы мне даже посчастливилось удачно приземлиться, то мчавшиеся позади кони наверняка затоптали бы меня насмерть. Чтобы удержаться, я изо всех сил прижался к коню коленями и еще крепче ухватился за его шею. И тут я услышал смех проносящегося мимо Клодия.

Вскоре моего обидчика из стана Клодия настиг кнут одного из моих сотоварищей по скачкам, причем тот обвил его шею так, что наездник полетел наземь. Из толпы вырвался громкий всплеск ликования — она всегда неистово приветствовала подобную ловкость рук. В скачках подобного рода наездникам дозволялось любыми способами нападать друг на друга, но не трогать коней, что считалось святотатством.

Кони не подвергались никакому насилию и принуждению. Едва мне удалось вернуться в устойчивое положение и стереть с глаз кровь, как слева от меня вновь появился мой сотоварищ на вороном коне и человек Клодия на полосатом. Места для двух коней на скаковой дорожке было явно мало, и животным пришлось друг друга лягать и кусать. Люди и лошади попадали на землю, сплетаясь в клубок мелькающих конечностей, молотящих копыт и свистящих плетей.