Но настроение ругать охрану пропало само собой. Когда я попытался подняться на ноги, то обнаружил, что ничто и нигде не болит. Ощупал лоб — ни шишки, ни ссадины. Осторожно разжал кулак, присмотрелся к платку.

Всё тот же. Всё так же пахнет жасмином. И теперь точно можно выжимать.

Ничего не понимаю. Я долго стоял, совершенно ошарашенный, но не идти же в больницу с таким рассказом! Так недолго и в жёлтый дом угодить, для успокоения нервов. Не для этого я приехал в Сант-Альбан.

В совершенно рассеянных чувствах я зашёл в кафе (они все работают круглые сутки), взял какой-то снеди — перекусить вечером — и пошёл в общежитие. Отсыпаться. Во всём теле появлялась, не пойму откуда, энергия — шагалось легко, воздух казался — или был? — свежим и приятным, меркнущие краски окружающего мира радовали глаз. Насвистывая, я вошёл и, едва мадам Цербер взглядом приковала меня к полу (предъявлять пропуск положено всем и всегда, она не делает исключений), я отчего-то спросил:

— Не подскажете ли, где я могу найти Реми, мадам Велье?

— Реми? — она сурово посмотрела на меня и вдруг напряжение покинуло её лицо, и тень улыбки явилась взамен. Я проследил за её взглядом — она смотрела на тот самый уголок платка. Проклятие, я так и ношу его в кулаке?!

— Реми, электрик, он помог мне дойти до больницы. Час назад… — я говори и видел, что она не понимает, о чём речь. Словно не стояла у входа в мою комнату и не видела «украшенного» лица.

— Реми… у нас был один Реми, Реми Девалл. Но его уволили год назад, мсье. Ему решительно нечего делать здесь, — суровость вернулась в её взор. — Вам записка, мсье Деверо, — она протянула лист бумаги и взглядом дала понять — аудиенция окончена.

Я кивком поблагодарил и направился к лифту, уже не в радужном расположении духа. Что за… тут происходит? Или я так крепко ударился головой, что внутри всё перепуталось? Но не привиделся же мне Реми!

Есть уже не хотелось. У себя в комнате я осторожно развернул платок. Наверное, нудно было его выстирать, но я не сразу решился — даром что платок уже утратил белоснежность. В конце концов, я решился и положил его прямо на стол. Смотрел, не мог оторвать взгляда, и думал. Прогулка с Доминик, беседа с Реми, разбитый лоб — что из этого было на самом деле?

И платок. Точно ли мне подарила его наследница здешних владений?

Перед тем, как улечься спать, я развернул записку. Не нужно было быть великим сыщиком, чтобы понять, что там. Звонила моя матушка, беспокоилась, отчего это я не позвонил сам.

И ещё одно омрачило наст роение. У меня с собой был, как матушка называла его, талисман — «счастливый пенни». Всё, что осталось на память от деда и его ювелирного дела. Так вот, он куда-то делся.

Брюс, общежитие, 6 июля 2009 года, 9:00

Я проснулся, как по команде, в девять утра. Первой мыслью было: мне всё это приснилось. Особенно — обе «смерти», и всё такое. Я не очень бы удивился, если бы не увидел платка на столе — вчера оставил его там.

Но он там был. Мятый, конечно, и не такой белоснежный, каким был (если был) вчера, но — всё так же издавал едва слышный запах жасмина. Я, говоря по совести, не сразу решился поднять его. Не люблю таких вот загадок, а особенно — всякой чертовщины, когда нарочно морочат голову.

Я прикоснулся к платку, втайне ожидая новой «смерти». Но её не случилось, и я посмотрел на него с обеих сторон, сложил да и спрятал в карман. При оказии верну владелице — если, конечно, рассказ Реми (если был рассказ) соответствует истине. А что, просто пойти в канцелярию и выяснить, поступала ли мадемуазель де Сант-Альбан сюда прежде.

В моём «номере», то есть блоке, домом его звать не получалось, две комнаты. Жить нам тут втроём, а с кем — я пока не знаю. Привилегию жить одному получают только курса с третьего, или за особые заслуги. Да и ладно, я уже привык жить не один — шумные компании не очень люблю, но и замыкаться в четырёх стенах не собираюсь.

Мадам Цербер с утра была в хорошем расположении духа и едва заметно улыбнулась, когда я проходил мимо. Ну всё, Брюс, пора браться за книги и искать заработок. Мама, разумеется, будет присылать деньги, только всё меньше радости получать их. «Не вздумай подрабатывать — во-первых, это мешает учёбе, во-вторых, там повсюду полно жуликов».

Я собирался грубо нарушить одно из старинных правил. Во-первых, найти приработок. Во-вторых, не огорчать маму этой новостью. Я не знаю, способен ли я на бунт, но чем дальше я живу вдали, тем сильнее осознаю, что способен.