Я отпил глоточек кофе и мягко улыбнулся:

– Согласитесь: теоретически это могла быть инсценировка.

– Вы не верите мне…

– Как вам сказать… – Некоторое время мы сидели молча, не поднимая глаз. – Так вы говорите, семь часов? Вы просидели семь часов не двигаясь, держа эту рухлядь?…

– Я выносливая, – тихо сказала Йованка Бигосяк. – Если хотите, можем повторить комедию.

– Можно взглянуть на ваши ступни? – Ответа я ждал долго, почти до конца моей чашки. – Так можно или нет?

– Господи!.. – Она вдруг подскочила на ноги, схватила обеими руками кресло… Я думал, сейчас она поднимет его повыше и… Но она просто пододвинула кресло ко мне. Йованка села в него и решительным, я бы даже сказал отчаянным, рывком спустила носок наполовину, полуобнажив стопу, а если конкретнее: пятку и половину подъема. На свежевымытой коже была отчетливо видна фиолетовая вмятина характерной формы, оставшаяся от поперечной половой доски, и еще одна – от шляпки гвоздя, который я собирался забить с прошлого года.

– Что, и не смылось? – Сам не понимаю, зачем я сказал это.

Она послюнявила палец и начала тереть синяки. Кожа вокруг них покраснела, а кончики губ искривились от боли. Я порядком разозлил пани Бигосяк: она была готова измываться над своей несчастной ногой до слез, до всхлипов. Это не могло не впечатлять. И все же я отметил, что носочек она до конца так и не сняла. Вполне возможно, исключительно потому, что педикюра на ногах не было.

Я махнул рукой:

– Хватит! Я уже вижу, что это не нарисовано. И совсем не хочу, чтобы вы охромели.

– Я сказала вам правду, – прошептала она и лишь после этого натянула носок. Потом распрямилась, положила руки на бедра. – Все это похоже на какой-то бред. В жизни так по-дурацки не бывает. Честное слово, я не знаю этого вашего грибника. Я вообще никого, кроме вас, в Кракове не знаю…

– А Краков? Краков знаете?

Она растерянно покачала головой.

– В таком случае я предлагаю вам прогуляться. Или вы хотите подождать меня дома?…

Половина улицы была перегорожена. Полицейские джипы, пожарные машины, барьеры, желтые оградительные ленты… К дому я подъехал по тротуару правой стороны.

– Что-то сгорело, – заметила Йованка.

Я свернул на засыпанный битым стеклом газон.

– Неужели мы ехали сюда? – В ее округлившихся глазах: пугающая догадка, удивление и страх, самый обыкновенный страх…

– Ч-черт! Это надо же! – вырвалось у меня.

– Только не говорите, что это тот самый дом…

– Ладно, – сказал я. – Будем думать, что дворник по пьянке перепутал таблички с номерами.

Я вылез из машины и медленно пошел вдоль места происшествия. Йованка шла чуть сзади. Невесело выглядят дома после пожара. Закопченные стены, лужи воды, зияющие оконные проемы, осколки стекла, хрустящие под ногами…

Дом был трехэтажный, послевоенной постройки. Куровский проживал на втором, как раз в эпицентре взрыва. Он и оказался единственной жертвой чрезвычайного происшествия.

Пожарники и жильцы продолжали выносить мебель. Проникновение на место происшествия прошло у меня как по маслу. Я уже практически смешался с толпой, когда обнаружил рядом с собой Йованку, преспокойно поднырнувшую под желтую полицейскую ленту на глазах у стражей порядка. Это был первый повод, заставивший меня отказаться от конспирации. Второй, лысый, потный и пахнущий совсем не так, как моя спутница, стоял у закопченной стены, что-то записывая в грязном блокнотике. Вопреки уставу пожарной службы, его брандмейстерская каска лежала на тротуаре, а под расстегнутой курткой виднелся нестроевой животик и коротенькая рубашка в клеточку, пуговиц на которой не хватало. Я попытался представить этого красавца на самом конце спасательной лестницы с пожарным топориком в зубах… Впрочем, вовсе не пожарным топориком капитан Славомир Долята расчищал себе дорогу служебного успеха.

– Честь и хвала бойцам огненного фронта! – хорошо поставленным еще на срочной службе голосом приветствовал я старого приятеля.

Долята чуть не выронил карандаш.

– Марчин?! Ты еще жив, камень тебе в печень! – Он стиснул мою руку так, что она побелела. – Сколько лет, сколько зим! Чего не заходишь, Эвка была бы рада…

– Зайду, – пообещал я. – Знакомьтесь: Славек, самое крутое пузо краковской пожарной службы. А это Йованка… Слушай, старый, хорошо, что я тебя встретил. Надо поговорить…

– Прямо сейчас?

– Да уж больно нехорошо все это попахивает. – Я постукал по стене костяшками пальцев. Точнее сказать, по покрытым сажей останкам стены. – Рвануло как следует…

– И ты приехал для того, чтобы поговорить со старым другом о взрыве бытового газа? Или я ошибаюсь?

– Ошибаешься, – сказал я. – Понятия не имел, что здесь случилось. Просто искал этот дом. Искал и вот – нашел. И вдруг увидел, с кем можно поговорить. Ну, скажем, о бытовом газе, если не возражаешь…