– И я был блондином, правда очень давно, в детстве… Вон и Зульфикар Мехчич блондин, он нравится тебе?

Мы опять угодили в выбоину, но вряд ли этой причиной можно было объяснить последовавшее за моими словами молчание Йованки. Наконец послышался вздох, повеяло волнующим обоняние перегаром.

– Только, ради бога, не надо жалеть меня, – тихо сказала она. – Я не сахарная, я не боюсь, когда мне каплет за шиворот. Я, вообще, думаю…

Очередная дыра в асфальте так и не дала мне узнать, что думает Йованка. А метров через триста мы свернули на грунтовку, которая, взобравшись на холм, сгинула вдруг в траве, не по-осеннему густой и сочной. Я вылез из машины и осмотрелся.

Впереди, метрах в пятидесяти, среди белых глыб известняка вилась речка. Из-за облаков проглянуло солнце, сделавшее зелень под ногами неправдоподобной: каждая травинка, каждый листик и цветок были усыпаны бриллиантами, которые не нуждались в оправе. Я представил парочку таких капелек в ушах Йованки и с грустью подумал, что уже давно никому не дарил ничего…

– Ну и зачем мы здесь?

Сказать по правде, на нимфу, которая легко порхает над лужком, прыгая с травинки на травинку, моя работодательница походила мало. Ее сильные, но, как ни странно, стройные ноги, скорее должны были попирать поверженного противника. Во всяком случае, обувь Йованки была вполне пригодна для этого.

– Видишь гору, поросшую лесом? За ней Ежинова Гурка. Капрал Блажейский должен сейчас находиться там.

– Далековато, – покачала головой моя сильфида в армейских башмаках. – Дорога туда есть?

– Есть, но нас с тобой не пропустят. Тут напрямик километра три-четыре. Правда, когда я был здесь в последний раз, к разминированию еще и не приступали. У тебя хорошее зрение?

– Не жалуюсь.

– Вон там, за речкой…

– Такое белое в кустах? Да это же кости…

– Так точно. Только не кости в кустах, а кусты, которые на костях успели вырасти. Тут сербы перед атакой пустили коров на минное поле… Еще тогда, во время войны.

– Хочешь пойти тем же путем-? А твой Блажейский стоит такого риска? – Вопрос был, что называется, на засыпку.

– Ну, риск не такой уж большой, к тому же я минер.

– Надеюсь, хороший? А то ведь намучаешься тащить меня, если я опять наступлю на мину.

– А вот это отпадает. Я уже не в том возрасте, чтобы носить женщин на руках. Ты остаешься, кохана.

– Я иду с тобой, – спокойно возразила она.

О, я уже слишком хорошо знал, чем чревато ее спокойствие!

– Исключено, – не очень уверенно заявил я.

– Знаешь, есть две возможности. – Тон Йованки не предвещал ничего хорошего. – Либо ты не подрываешься, а значит, и я, идущая по твоим следам, остаюсь целой и невредимой. Либо ты все-таки взлетаешь на воздух, и тогда мое присутствие просто необходимо: кто еще придет тебе на помощь, перевяжет и вытащит на своих плечах с минного поля?

– Ну ясно. А дезинфицировать мои боевые раны ты будешь своими горючими слезами…

– Не волнуйся, если у тебя оторвет что-нибудь жизненно важное, плакать я не буду. Пусть плачет долговязая цапля.

Я возвысил голос:

– Ты останешься здесь!

– Слушай, ты, начальник сраный! – взорвалась черноволосая ведьма. – Ну пошевели ты своей единственной мозговой извилиной. Ты думаешь, я ищу смерти? Да у меня есть Оля, и если она станет сиротой…

– Я военный сапер, – твердым как сталь голосом отрезал я. – Я не подорвусь, не дождешься! А ты подождешь меня здесь.

– И опять же глупо! И что, по-твоему, я сделаю, когда услышу, как бухнет? Воскликну «Ой!», полюбуюсь полетом твоей оторванной правой ноги, а потом сяду в машину и уеду, так ты себе это представляешь?… – Лицо у Йованки покраснело, она уже почти кричала. – Да я же побегу спасать тебя, кретина, причем самой короткой дорогой! И кто мне предлагает такой вариант? Тот, кто по долгу службы должен беречь меня как зеницу ока! В жопе я видала такую вашу заботу обо мне, пан детектив!

На всякий случай я отступил на шаг. Нет, она и впрямь была сумасшедшая. Чокнутая. Закатить истерику только потому, что ее не берут на минное поле, могла только она, Йованка Бигосяк. Другой такой на свете попросту не было.

Я смягчил тон:

– Мне нужно поговорить с Блажейским.

– А разве я против? Я тебе суточных не плачу, поступай как знаешь. Но почему ты молчишь, почему ты не делишься со мной своими планами?

Сбавила в тоне и она.

– Ну, планы – это слишком громко сказано. Кое-какие соображения.

Я подошел к машине. Аптечка лежала в багажнике рядом с наполовину опорожненной бутылкой «люксусовой».

– Я должна идти по твоим следам?

– Не по следам, а след в след. Слышала? И в четырех шагах за мной. Там везде трава, смотри в оба… Слушай, ты хоть знаешь, что ты ненормальная?