Говард вкратце проинформировал присутствующих о своей встрече с Энди Кимом. Шелдон дал согласие на контакт с управлением ФБР в Вашингтоне и одобрил просьбу о выделении возможно большего числа программистов для работы в лаборатории.

– Но нам понадобится дополнительная рабочая сила и здесь, в Фениксе, – заявил он и обратился к Говарду:

– Я собираюсь попросить Макграта помочь Келли по части кредитных карточек. Нужна ли и вам какая-нибудь помощь?

Говард подумал и покачал головой.

– Я сам справлюсь, – ответил он. – Мне хотелось бы лично связаться с офисом Секретной службы в Белом доме.

Шелдон кивнул.

– Позвольте только вначале мне с ними поговорить, – предложил он. – Обычно Секретная служба болезненно реагирует на нарушение формальностей. Я попрошу кого-нибудь из их сотрудников позвонить вам.

Шелдон откинулся на спинку стула.

– Ну что ж, приступим к работе!

Окинув взглядом обоих агентов, он мягко улыбнулся им, хотя Говард не мог отделаться от ощущения, что улыбка на самом деле предназначалась не ему, а Келли.

Джокер открыл металлическую банку с крепким ирландским портером и, потягивая темную жидкость, наблюдал за игрой. В гэльский [7] футбол, вобравший в себя наиболее жесткие черты обычного футбола и регби, допускающий любые приемы, играли не только ради выигрыша, но и ради физической встряски. Матчи, проводившиеся в парке Бронкса в обеденное время, как магнитом притягивали и членов ирландской общины Нью-Йорка, и коренных ньюйоркцев, наслаждавшихся видом взрослых мужчин, колошмативших друг друга. День выдался теплый, и Джокер расстегнул куртку. Над его головой в ветвях деревьев пели птицы, люди шли по улицам и улыбались, предвкушая скорое наступление лета. Джокер подошел к деревянной скамейке и сел рядом с мужчиной в теплой синей куртке с капюшоном, который читал газету. Тот поднял глаза на Джокера, как бы защищая свою территорию. Джокер улыбнулся и приветственно поднял жестянку с пивом.

– Не возражаете, если я посижу здесь? – спросил он.

Мужчина покачал головой и опять углубился в газету. Джокер перенес все внимание на игру. Большинство доносившихся до него выкриков – и игроков, и зрителей – были на гэльском языке. Зрители пустили по кругу несколько бутылок с ирландским виски.

В кабачок «Филбинз», на свою новую работу, Джокер должен был прийти только к трем часам, поэтому он решил отправиться из Манхэттена в Бронкс. Эта достаточно приятная часть города чем-то напомнила ему Глазго – город, старавшийся уничтожить былое представление о себе как о нищем и забытом Богом месте с тех пор, как положение в нем изменилось. Подростком он много лет провел в Глазго и успел полюбить этот город, несмотря на его кажущуюся недружелюбность. Однако если ему приходилось беседовать о Глазго с человеком, который ни разу там не был, собеседник почему-то непременно высказывал мнение, что в Глазго нет ничего, кроме бандитских шаек с бритвами в руках и бедного квартала Горбалз. Джокер устал объяснять, что ветхие многоквартирные дома в Горбалз уже давно снесены, а ребята из Глазго, которые не в ладах с законом, разгуливают с автоматическим оружием – точно так же, как и во всех прочих городах мира.

С футбольного поля послышался свисток, возвещавший об окончании первой половины встречи, и игроки обеих команд устремились туда, где молоденькая девушка доставала для них из пластмассовой сумки нарезанные апельсины. Джокер как следует хлебнул портера и задержал его во рту, наслаждаясь вкусом отлично сделанного солодового напитка. Однажды он где-то прочел, что беременным женщинам в английских больницах давали по полпинты ирландского портера в день, настолько он был полезен из-за содержащихся в нем витаминов. Попивая свое пиво, Джокер скосил глаза на газету, которую читал его сосед. Это была «Белфаст телеграф». Джокер начал было вчитываться в заголовки, но мужчина устремил на него сердитый взгляд, и Джокеру ничего не оставалось, как отвернуться. Он встал и начал медленно обходить футбольное поле, изучая лица и вслушиваясь в говор людей. Джокер пытался найти хоть какую-нибудь зацепку, которая вывела бы его на Мэтью Бейли. Навстречу ему попались два человека – завсегдатаи кабачка «Филбинз». Джокер не знал, как их зовут, но помнил, что высокий детина с черной густой бородой и насупленными бровями всегда пил водку с тоником, а второй, краснолицый парень, живот которого нависал над ремнем, предпочитал ирландский портер и иногда ячменную водку. Один из приятелей помахал ему рукой, и Джокер присоединился к ним. Оба знали, как его зовут, и все трое начали болтать, как старые собутыльники. В кармане у Джокера оставалась еще одна жестянка с портером, и он предложил мужчинам выпить. Тот, что любил портер, принял предложение с шутовским поклоном, а второй попенял Джокеру на то, что у него нет с собой водки и тоника.

– Что ж ты за бармен в таком случае? – со смехом спросил он.

Джокер признался, что забыл их имена. Оба представились. Любителя портера звали Том, бородатого детину – Билли. Как всегда случается при встрече выходцев из Белфаста, прежде незнакомых друг с другом, разговор перешел на воспоминания об оставленной родине: в какую школу они ходили, где жили и в какой семье выросли. Ответы на эти вопросы обычно позволяют составить представление о религиозной принадлежности, политических взглядах и социальном статусе собеседника, и горе тому протестанту, который даст неверные ответы на вопросы католиков, – впрочем, как и католику, неправильно ответившему на вопросы протестантов. Джокер помнил свою легенду так же хорошо, как и собственное детство. Ему без труда удалось убедить обоих собеседников, что он католик из рабочей семьи, уехавший из Белфаста в Глазго еще подростком.

– А что привело тебя в Нью-Йорк? – спросил Билли.

– Последние два года я не платил налогов, и вдруг налоговый инспектор меня прищучил, – ответил Джокер, наблюдая за игроками, вернувшимися на поле. – Я решил, что мне лучше покамест лечь на дно.

– Да-а, в ужасном все-таки состоянии находится британская экономика, – изрек Том, тыльной стороной ладони вытирая с губ обильную пену. – Между прочим, здесь тоже несладко. С этой работой в баре тебе повезло.

– Да, получилось удачно, – согласился Джокер. – Мне недавно позвонил закадычный дружок и сказал, что в этот кабачок стоит наведаться на предмет работы.

Он сделал большой глоток портера, не сводя глаз с поля, где уже началась игра.

– Да может, вы его и сами знаете. Его зовут Мэтью Бейли.

Оба приятеля покачали головами.

– Не могу сказать, чтобы это имя мне когда-нибудь встречалось, – признался Том.

Билли с видом заговорщика наклонился вперед и спросил:

– А он не один из этих парней? – Однако тут же, вернувшись в вертикальное положение, успокаивающим жестом вытянул руку.

– Не подумай, будто я пытаюсь что-то выведать. Просто иногда к нам приходят люди, которые не совсем точно называют свое имя и свое происхождение. Ты понял мой намек?