– Келли, моя дорогая девочка! Как ты живешь? – заорал он и так стиснул ее, что у девушки перехватило дыхание.

Конверт выскользнул из ее рук и упал на пол.

– Дядя Фергюс, пожалуйста, отпустите меня! – взмолилась она.

– Ты хочешь сказать, что я уже не имею права обнять собственную племянницу? – взревел О'Мэлли, еще сильнее сжимая ее и целуя в щеку. Келли явственно ощутила запах виски.

Наконец О'Мэлли опустил ее на землю, поднял упавший конверт и провел в свой кабинет. Как и в приемной, тонкий слой пыли покрывал все вокруг. О'Мэлли заметил недовольный взгляд племянницы, широким жестом вытащил из кармана брюк носовой платок и вытер им стул.

– Садись-ка, – сказал он, подавая ей конверт и наклоняясь над своим заваленным бумагами столом. – Скажи мне наконец, что привело тебя в мою обитель?

Келли открыла было рот, но он перебил ее:

– Хочешь чего-нибудь выпить – чай, кофе? А может быть, кое-что покрепче?

Келли покачала головой.

– Я ничего не хочу, дядя Фергюс, но вас удерживать не буду.

– Келли, девочка моя! Я надеялся, что ты это скажешь, – произнес он с улыбкой и ринулся к столу со скоростью, которой нельзя было ожидать от человека таких размеров.

А он был действительно огромен – не человек, а медведь. Рабочие джинсы туго обтягивали его внушительную талию, закатанные рукава клетчатой рубашки обнажали мясистые руки. Большие ладони были почти квадратными и явно привычными к работе, а кожа на лице загрубела от долгих лет пребывания на открытом воздухе при любой погоде. О'Мэлли выдвинул нижний ящик стола и достал бутылку виски. Найдя стакан, спрятанный среди груды бумаг, он налил себе солидную порцию спиртного.

– За тебя! Пусть твоя жизнь будет исполнена радости, а в карманах не переводится золото!

С этими словами О'Мэлли поднес стакан к губам и одним махом опрокинул в себя. Келли рассмеялась. О'Мэлли вернулся к своему столу и посмотрел на нее с обожанием.

– Ну-с, так в чем дело?

Келли вскрыла конверт отточенным ногтем, покрытым красным лаком, и достала оттуда одну из фотографий.

– Я хотела узнать, не знаком ли вам этот человек, – сказала она и передала снимок О'Мэлли.

Тот задумчиво поскреб подбородок, внимательно изучая фотографию.

– А почему ты думаешь, что я могу его знать? – наконец спросил он.

– Этот человек – ирландец, – объяснила Келли.

О'Мэлли взглянул на нее и поднял брови.

– Если ты не знаешь, кто он, то откуда тебе известно, что он из старой доброй Ирландии?

Келли улыбнулась.

– Дядя Фергюс, если я расскажу вам, вы не поверите!

– Попытайся! – предложил он и отхлебнул виски.

– Этот человек брал напрокат машину, и женщина, которая оформляла заказ, сказала, что он говорил с акцентом.

– Да эти американцы не отличат речь ирландца от речи австралийца или южноафриканца! Ты ведь сама это знаешь.

Келли покачала головой.

– Я дала ей послушать несколько магнитофонных записей. Она утверждает, что акцент ирландский.

О'Мэлли просиял, опять поднял стакан и с чувством произнес:

– Умница!

Как правило, Келли не нуждалась в похвалах, считая их просто одним из приемов, к которым прибегают мужчины, чтобы завладеть ее вниманием. Но дядя – другое дело. Ей было приятно сознавать, что она заслужила его одобрение.

– Ну так как, вы его знаете?

О'Мэлли еще раз взглянул на фото и покачал головой.

– Что-то знакомое, но не могу вспомнить имя.

Он отдал ей снимок.

Келли внимательно смотрела на дядю, пытаясь по его лицу понять, правду ли он говорит, но О'Мэлли выдержал ее взгляд, и она ему поверила. Передав дяде снимок блондинки, тоже увеличенный с помощью компьютера, она спросила:

– А ее?

Реакция О'Мэлли был неожиданной: у него отвисла челюсть и широко открылись глаза. Он вскочил из-за стола со словами:

– Где это было снято?

– В пустыне, – ответила Келли.

– Недавно?

– Да. Дядя Фергюс, вы меня убиваете! Вы знаете ее?

Кто она?

– Да, девочка. Ее-то я как раз знаю! Но, Боже Всемогущий, что ей понадобилось в Аризоне?

Лена Рашид бросила на пол влажное полотенце и натянула старую мужскую пижаму. Она завязывала на талии поддерживавший брюки шнурок, когда дверь спальни медленно открылась, и ее взору предстал Рик Ловелл. Опираясь на косяк, он стоял в проеме двери и хитро улыбался.

– Я почему-то так и думал – вряд ли ты наденешь ночную рубашку времен королевы Виктории! – сказал он, оглядывая женщину с головы до ног.