Мы были безумно счастливы, и нам было все равно, когда мы доберемся до Юкатанского пролива. Но еще два раза мне случалось проснуться ночью и почувствовать, что, лежа рядом со мной, она мучается чем-то недоступным моему пониманию. Лежит совершенно неподвижно, смотрит в небо, а сама напряжена до предела, как человек, застывший от ужаса.

Мне так и не удалось разобраться, в чем было дело. Она не допускала меня до этого уголка своей души.

Она любила купаться и не особенно боялась акул. Я стал учить ее плавать по-настоящему, и она делала невероятные успехи. Это давалось ей легко и естественно, хотя она ни в коем случае не была женщиной спортивного типа. Большинство хороших пловчих совсем не спортсменки. Для того чтобы хорошо плавать, не обязательно наращивать мощные бицепсы.

Мы плавали часами, даже когда ветер был достаточный, чтобы идти под парусом. Мы так наслаждались райским уединением, что не могли сосредоточиться на такой мелочи, как продвижение вперед. Не кидаться же, в самом деле, к парусу всякий раз, когда подует ветерок. Мир, ограниченный тропиками Козерога и Рака, был для нас изысканным блюдом, которым можно наслаждаться всю жизнь. Мы купались, лежали по ночам, прижавшись друг к другу и глядя на звезды, ловили рыбу, читали, ныряли с аквалангами.

Ныряние сразу увлекло ее. Страха она никакого не испытывала, с самого начала. Вначале мы были в районе Северных шельфов, и на третий день она уже спускалась вместе со мной на дно отмели, где глубина составляла всего десять морских саженей. Ей нравилось наблюдать за стайками рыб. В их разновидностях она не разбиралась, поэтому принимала большинство встреченных рыб за морских окуней.

— Они такие смешные, — говорила она смеясь. — Они вовсе не пугаются меня, а делают обиженный вид, будто я поступила очень скверно, потревожив их.

— Выражение физиономии у рыб Очень обманчиво, — сказал я. — Может быть, они восхищались твоей фигурой. У тебя такие красивые ноги.

— А я и не знала, — сказала она с гримаской. — В последнее время ты совсем не говоришь о моих ногах. Наверное, уже целый час.

— Ты ведь знаешь, зачем я отпускаю все эти шуточки?

Она перестала смеяться, и глаза ее наполнились нежностью.

— Да, я понимаю, что это необходимо, Билл. Если не разряжать напряжение шутками, от такого обилия ощущений можно вообще потерять дар речи.

— Вот если бы мы были римлянами, мы смогли бы четко выразить в словах самые сильные эмоции, — сказал я. Задумался над этим на минуту, потом добавил: — Нет, к черту это. Тогда мне пришлось бы снова менять название яхты на имя какой-нибудь черноволосой богини. Лучше уж оставайся такой, какая есть.

Поднялся хороший, крепкий бриз. Мы поставили парус, и шестнадцать часов шли по направлению к проливу. Потом опять был штиль, и двое суток нас сносило течением к северо-западу. На восьмой день после гибели Баркли и Барфилда мы оказались на северной оконечности шельфов, там, где кончается банка Кампече и начинается глубоководье.

В полдень мы сняли показания приборов и произвели расчеты. Мы находились на 23°50' северной широты и 88°45' западной долготы. Посмотрев на карту, я обнаружил, что глубина в этом месте была сто морских саженей.

Было жарко, воздух абсолютно тих, волны на бескрайних просторах залива не было, только легкая зыбь. Справа по борту в воде плавала какая-то деревяшка. На ней сидела чайка и смотрела на нас. Из воды вырвалась стайка летучих рыб. Они понеслись над морем, отлетая рикошетом от зыби, как прыгающие по воде камешки.

Накануне Шэннон была как-то тише, чем обычно, и, проснувшись ночью, я обнаружил, что она снова лежит без сна.

— Что такое, ангел мой? — спросил я. — Тебя что-то беспокоит?

— Ничего. Просто я думала о нас с тобой, Билл. Неважное я принесла тебе приданое. — Голос ее звучал вроде нормально.

— О чем ты! — удивился я.

— Так, ни о чем, — ответила она. — Спи, родной.

Я положил голову ей на грудь. Было уже почти полнолуние, чуть ущербная луна низко висела на небосклоне. Яхта мягко покачивалась. Повинуясь какому-то внезапному порыву, Шэннон вдруг страстно обвила мою голову руками, прижала к себе.

— Билл, милый, Билл…

И вот теперь она убрала на место секстант, и мы вышли на палубу. Слева по борту резвилась стая дельфинов. Шэннон сразу заинтересовалась ими.

— Давай поплаваем с аквалангами, — предложила она. — Может быть, нам удастся посмотреть на дельфинов снизу.

Я спустил за борт линь, чтобы привязать к нему снаряжение, когда мы соберемся возвращаться. Она надела один из аквалангов. Резиновая шапочка у нее порвалась накануне, пришлось ее выбросить. Поэтому распущенные волосы свободно спускались ей на плечи. Вообще из одежды на ней были только плавки от купальника. Она уже здорово загорела, и языческое начало было заметно в ней в этот момент больше, чем всегда. Перед тем как нам надеть маски, она вдруг страстно поцеловала меня в губы. Руки ее обвились вокруг моей шеи.