Очутившись перед телефоном-автоматом за газетным киоском на Северной улице, я вдруг сообразил, что в карманах костюма, которым меня снабдил полицейский, нет ни гроша.

Мне удалось отыскать в толпе знакомого и взять у него в долг шесть однокроновых монет и сотенную бумажку. Возвратясь к телефону-автомату, я набрал 93 65 00. Автоответчик сообщил, что сегодня коммутатор Студенческого городка не работает. Набрав другой номер, я услышал живой человеческий голос.

Я одолел пешком три-четыре километра до Студенческого городка. Подумывал о том, чтобы взять такси, но вспомнил, что в городской диспетчерской установлены новые компьютеры, которые в несколько секунд могут передать на экраны дежурных машин приметы разыскиваемых лиц.

То, что теперь было мной задумано, я предпочитал осуществить без вмешательства Морюда.

Дверь отворил Турвалд Брюн. У него был усталый вид. Далеко не редкость для студентов утром 17 мая, но что-то сказало мне, что темные круги под глазами — не след ночной гулянки. Одно время мы с ним часто общались, и тогда Турвалд был убежденным трезвенником.

Наверно, я выглядел еще хуже него, в полном соответствии с моим самочувствием, потому что он взял меня под здоровую руку и помог дойти до квадратного стола на кухне.

Турвалд Брюн тотчас понял, зачем я пришел.

Кристина Дюэ жила на втором этаже четырехквартирного дома недалеко от училища Стринда. Фаянсовую плитку около звонка украшали изящные буквы.

Она ждала меня, должно быть, сидела наготове все три часа после моего телефонного звонка. Одета во все то же сочетание черного и розового, в каком я видел ее в кафе Эриксена много лет назад, после страшного взрыва на прошлой неделе, стоившего жизни троим. Прошло всего девять дней, но девяти дней более чем достаточно, чтобы переменить все ваше бытие. По одной легенде, мир был сотворен за семь дней.

Я сразу понял, что дружба с двадцатилетним Ульфом Халлдалом была краеугольным камнем в жизни Кристины Дюэ. Теперь этот камень исчез.

Она расправила пальцами волосы всех оттенков, от желтого до багрового.

— Пошли? — сказала Кристина.

Я кивнул. Она захлопнула за собой дверь, и вместе мы спустились по лестнице навстречу прекрасному майскому дню. Шагая вниз по пологим склонам, не произнесли ни слова.

Перед красным двухквартирным домом на улице Юнсванн остановились. Кристина достала из кармана черной кожаной куртки связку ключей. Три ключа на кольце с рекламой торгового центра.

— Это он мне дал, — тихо сказала она. — Своего рода гарантия. Он верил, что все будет в порядке, пока я в любое время могу прийти и убедиться, что он не переходит границ дозволенного.

Кристина отперла дверь. На лестнице царила полутьма. По пути на второй этаж нам никто не встретился. На случай нечаянных встреч мы условились, что Кристина якобы идет за книгой, которую у нее брал Ульф Халлдал. Но дом словно вымер. Все ушли на праздник.

На втором этаже было четыре дверных звонка; рядом с каждым — клочок картона с фамилией квартиранта. На одном из них значилось: «Ульф Халлдал». Кристина отперла, не нажимая на звонок.

Мы вошли в длинный коридор. Справа — гардероб. В прихожую выходило шесть дверей, одну из них украшала пластмассовая фигурка мальчика, писающего в горшок.

Кристина остановилась перед второй дверью слева. Отперла третьим ключом.

Во второй раз за эти сутки я стоял в комнате умершего человека. Но только это объединяло жилища двух убитых молодых людей. Накануне меня окружали голые стены, пахло мылом, комната была хорошо проветрена, и за большими окнами светило солнце. Здесь же было темно и глухо; постельное белье, шторы, мебель и стены пропитаны запахом сотен выкуренных пачек дешевых сигарет. И если квартира Бенте была очищена от всех следов ее проживания, то эта комната выглядела в точности такой, какой ее оставил Ульф Халлдал в день своей смерти.

Кристина села на неубранный диван. Она побледнела. С потухшими глазами провела рукой по смятой подушке.

Я медленно повернулся на триста шестьдесят градусов. Когда-то и я снимал такую каморку. Девять квадратных метров. На такой площади взрослому человеку надлежит разместить все, чем он пожелает украсить свое существование. Развивать свои интересы. Предаваться любви. Одним словом — жить.

У Ульфа Халлдала было два главных увлечения. Автомобили и музыка. О первом говорили подробная схема конструкции «мерседеса» и плакат с рекламой «Формулы 1». Стереосистема, набор пластинок, красочные плакаты и гитара в углу свидетельствовали, что живший тут некогда человек немалую часть своих доходов тратил на музыку.

Я сел за маленький письменный стол. На нем царил удививший меня порядок. Зато в верхнем из двух ящиков — полный хаос. Сквозь груду письменных принадлежностей, квитанций, щеток для чистки пластинок и проводов я докопался до самого дна. Наиболее интересной из моих находок оказалась памятная книжка за прошлый год. Я полистал ее. В этой книжке Ульф Халлдал записывал свои задания. Писал по-детски большими буквами: